Читаем Седьмой совершенный полностью

– Меня зовут Имран, того, кто меня послал, зовут Ибрахим, и если я не ошибаюсь, того, кто тебя послал, называют Седьмой Совершенный. Разве не он послал всех вас добыть для него власть?

Генерал внимательно посмотрел на Имрана и произнес:

– А ты умнее, чем кажешься на первый взгляд. Но не говори больше нигде и никогда подобного, ибо это упрощенный и дерзкий взгляд на то, что я делаю для махди. Мною движет в первую очередь любовь к людям. Махди - это справедливость. Но в любом случае прими мою благодарность. Какой награды ты хочешь?

Имран развел руками.

– Клянусь, никакой. Позволь мне вернуться домой.

Имран затаил дыхание, все оказалось значительно проще, чем он себе воображал, но Абу Абдаллах сказал:

– Я вижу - ты устал с дороги. Ступай, отдохни. Потом ты расскажешь мне некоторые подробности и сможешь вернуться домой. Кстати, ты даже не сказал, принадлежишь ли ты к ас-сабийа?

– Я не посвящен, - ответил Имран, врать не имело смысла.

– Хорошо.

Абу Абдаллах вызвал Рахмана и распорядился отвести гостя в покои для отдыха. Имран поднялся, готовый следовать за начальником стражи.

– Да, и еще, - добавил даи, - дай ему другую одежду, а эту пусть выстирают. Идите.

Оставшись один, он лег на лавку, накрывшись плащем, и закрыл глаза. Хорошо было бы немного поспать. Абу Абдаллах почти не спал этой ночью, принимая донесения лазутчиков, а сегодня ночью он ждал к себе вождей племени Котама. Абу Абдаллах улыбнулся: после того, как берберы под его предводительством взяли Милу, нанеся поражение эмиру Абдаллаху II, вожди сами стали ездить к нему, а раньше было наоборот. Пять лет ему понадобилось после того, как он встретившись в Мекке с паломниками, пришел в их страну, чтобы направить их ненависть к арабам в нужном направлении. Пять лет он возделывал их умы. Не все поверили в него, некоторых пришлось убрать, да простит Аллах ему эти прегрешения! Всевышнему известно ради чего были совершены эти убийства. Но Абу Абдаллаха помнил, как при посвящении один худжжат сказал ему, что многое простится тому, кто приближает приход махди. Абу Абдаллах вновь улыбнулся, вспомнив худжжата, он подумал о том, что так и не поднялся ни на одну ступень иерархической лестницы ас-сабийа, оставшись миссионером низшего звена. Мысли Абу вернулись к сегодняшнему гонцу, принесшему весть об учителе. Странный человек, он рассмешил его утром своим поведением. Но почему он не требовал сразу встречи с ним, неся такое важное известие? Он ведет себя, как простолюдин, но одежда на нем более высокого звания. В его простоватой речи Абу Абдаллах почувствовал какое-то неожиданно глубокое знание, отблеск некой истины, истины опасной, как лезвие меча.

Абу Абдаллах понял, что заснуть ему не удастся. Он поднялся и, перекинув через руку шерстяной плащ, вышел во двор. Сначала он поднялся на крепостную стену. Здесь дул холодный ветер, он закутался в плащ и обошел крепость по периметру стен, оглядывая окрестности. Абу Абдаллах быстро продрог и подумав, что может совершенно застудить поясницу, спустился вниз.

Во дворе горели два костра, над одним на треножнике стоял котел, в котором варилась манная каша, рядом стоял повар и на доске длинным ножом шинковал овощи, готовясь засыпать их в варево; над вторым костром на таком же треножнике стоял большой медный чан, в котором кипела вода для хозяйственных нужд. Старый бербер, кривой на один глаз, смешивал в тазу воду для стирки в необходимых пропорциях. Он взял грязную одежду, приготовленную для стирки, и принялся встряхивать перед тем, как опустить в воду. Абу Абдаллах узнал халат Имрана. Бербер, поймав взгляд даи, пояснил:

– Смотрю, не осталось ли чего. Бывает, забудут вынуть, потом сокрушаются.

– Правильно ты делаешь, - сказал Абу Абдаллах. - Смотри внимательней.

Ободренный одобрением, бербер проверил карманы, а затем ощупал подкладку, говоря:

– Бывает, что монета провалится в прореху и катается по подкладке.

Абу Абдаллах кивнул, наблюдая за ним.

– Исфах-салар! - воскликнул бербер. - Что я говорил! Здесь что-то хрустит.

Заинтересованный Абу-Абдаллах подошел поближе.

– По-моему, специально зашито, - сказал старик, вперив одинокий глаз в Абу Абдаллаха.

Генерал, ощупав подол, вытащил кинжал, висевший на поясе, и распорол подкладку. Плотно свернутый лист бумаги он сунул за пазуху и сказал старику:

– Можешь стирать.

Для отдыха Имрану отвели комнату без окон и без двери. Точнее, это была ниша в крепостной стене. Он не спал, когда пришел Рахман, без лишних слов поднялся и последовал за ним. Едва он вошел в уже знакомое помещение, как сразу почувствовал тревогу. Что-то произошло за то время, пока он отдыхал, и это "что-то" грозило ему новыми бедами. В этой последовательности была уже какая-то закономерность. Сначала брезжила надежда на свободу, а затем все рушилось, и его положение усугублялось. Небеса словно испытывали его на прочность.

– Оставь нас, - обратился Абу Абдаллах к начальнику стражи. Тот молча повиновался. Полководец извлек из рукава, сложенный лист бумаги и протянул Имрану.

– Прочитай, что там написано.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза