Имран схватил метлу и принялся старательно махать ей. Никогда еще грязная работа не приносила ему такого удовольствия. Надзиратель привел еще двух человек, поставил в ряд и принялся командовать, заставляя заключенных ритмично взмахивать метлами. Имран вначале двигался в середине, затем переместился к стене, в нижней части которой, почти у земли, были прорезаны небольшие, забранные решетками вентиляционные окна полуподземных камер. Из этих окошек тут же послышались голоса: "Легче, легче маши метлой, придурок, пыль не поднимай, ублюдок, собачий сын".
– Давай, давай, не останавливайся, - рявкнул надзиратель, увидев, что заключенный замедлил движения, - раз - два, раз - два.
Но вскоре ему надоело командовать. Жар с неба и пыль с земли сделали свое дело. Надзиратель убрался в тень от будки стражника и принялся обмахиваться дощечкой, на которой были записаны имена работающих.
Имран подметал, не поднимая головы и не реагируя на оскорбления, доносящиеся из камер, но среди потока ругани он вдруг услышал свое имя. Не веря своим ушам он скосил глаза, наклонил голову и увидел в сумраке окошка чей-то горящий взор.
– Имран, это я - Ибрахим, рад видеть тебя в добром здравии.
Имран вздрогнул и оглянулся. Надзиратель о чем-то лениво беседовал со стражником, стоящим у ворот.
– Здравствуй, - через силу произнес он, ему было тяжело разговаривать. Чувство вины тяготило его. Тяжесть предательства сковала язык. Как он надеялся избежать этой встречи.
– Где ты сидишь? - спросил Ибрахим.
– Там, - неопределенно повел головой Имран.
– А меня, видишь, под землю запрятали. Тебя допрашивали?
– Да.
– Ты что-нибудь сказал им?
– Нет.
– Хорошо. Меня скоро отправят на золотые прииски. Говорят, это верная смерть, одни рабы там работают. Если мне не удастся бежать, дело будет плохо. А если тебе повезет, помни о своем обещании.
– Да, конечно, хотя вряд ли я отсюда выберусь, - сказал Имран.
– Послушай, говорят, где-то здесь отсиживается Кахмас, провокатор, который был на собрании. Ты случайно не видел его?
– Нет.
– Ему вынесен смертный приговор нашей организацией, ему и сахиб аш-шурта.
– Эй ты там! - возмущенно завопил надзиратель. - С кем ты там разговариваешь?
– Кто, я? - переспросил Имран, он остановился и поднял голову.
– Ты, овечий хвост, сын блудницы. Ну-ка, подойди сюда.
Имран подошел и сказал с ненавистью, глядя в глаза надзирателю.
– Не смей оскорблять мою мать.
– Ах ты, негодяй! - изумился надзиратель, занося кулак над головой заключенного. Имран перехватил руку и сжал ее у запястья. Ударить тюремщика он все же не посмел. Надзиратель свободной рукой вцепился в одежду противника. Так они стояли и толкались, под хохот и улюлюканье арестантов, пока стражник не подошел и не треснул Имрана по голове свободным концом алебарды. Имран упал под общий смех, увлекая за собой надзирателя. На крик стражника из дежурного помещения прибежали несколько человек из тюремного персонала и разогнали всех работающих по камерам.
Разговаривая с хозяином кайсары, Ахмад Башир понял, что известие о его отставке распространяется очень быстро. Не было обычного подобострастия. Он переехал в гостиницу на следующий день. Прислугу пришлось отпустить, он взял с собой только Анаис. Близость с ней не утратила еще своей новизны, и это скрашивало дни, которые он переживал.