Седьмой Совершенный

В этот день, дороживший своей внешностью Меджкем, зашел к тюремному лекарю и наложил повязку, на свою шею, на которой остались синяки от цепей Имрана. После этого он отправился в город, побродил немного и заглянул на рынок, купить себе еды на ужин. В том, что с ним произошло дальше, он была повинна его жадность. В поисках все более дешевого сыра, он обходил лавку за лавкой.

В седьмой по счету, он бесцеремонно оттеснил от прилавка человека показавшегося ему смутно знакомым. Напрягая свою память, он взял в руки круг желтого овечьего сыра исходившего слезой.

— Очень свежий сыр, господин, — сказал продавец.

— Сам вижу, — буркнул Меджкем, поглядывая на спину уходившего человека. Сыр покупать он не стал, бросил на прилавок и выскочил из лавки. Но на рынке было многолюдно, и интересующий его человек уже смешался с толпой.

Вглядываясь в лица прохожих, Меджкем отправился в тюрьму. На полпути к ней из стенной ниши выступила женщина и, схватив его за руку, тихо спросила:

— Не хочет ли господин развлечься?

— Покажи лицо, — приказал Меджкем.

Она откинула платок, и Меджкем спросил:

— Сколько?

— Всего два дирхема, господин.

— Один, — стал торговаться Меджкем.

Женщина не стала спорить, и он пошел за ней. Она не была красавицей, но и не была профессиональной шлюхой. Именно поэтому Меджкем почувствовал острое желание. Идя за ней по уличному лабиринту, он пытался угадать формы ее тела. С порядочной женщиной всегда приятней возлечь. Связь с проституткой и грехом то не назовешь, язык не поворачивается. «Видимо нужда заставила», подумал Меджкем и решил дать ей все-таки два дирхема, пусть запомнит его доброту.

— Сюда, господин, — сказала женщина и вошла в неприметную дверь в стене. Меджкем последовал за ней и оказался в помещении, лишенном окон и оттого сумрачном. Дверь за ним, кто-то закрыл заботливой рукой. После яркого дневного света, глаза плохо видели. Меджкем напрягая зрение, окликнул женщину, но в следующий миг чья-то сильная рука взяла его за горло и придвинула к стене. Меджкем схватился за рукоятку кинжала, но на ней уже лежала чья-то ладонь. Полузадушенный, он прохрипел:

— Возьмите все деньги, но сохраните жизнь.

— Возьмем, — сказал человек, державший его за горло, — все возьмем и деньги и жизнь твою поганую, возьмем. Зря я тебе жизнь тогда сохранил подлая твоя душа. А ну скажи, за кем ты здесь шпионишь?

— Клянусь, ни за кем, — в ужасе сказал Меджкем. Он узнал этого человека. Встреча с ним всегда заканчивалась для Меджкема большими неприятностями, и сейчас она, видимо, не сулила ничего хорошего.

— Хорошо, поставим вопрос иначе. Что ты здесь делаешь?

— Совершаю хадж, я паломник, — сказал Меджкем, и сам почувствовал, насколько фальшиво прозвучали эти слова.

— Надо же, какое совпадение, — сказал грабитель, — я ведь тоже паломник. Вообрази себя, снится мне мой друг, ты его знаешь, Имран его зовут, и говорит, мол, Ахмад Башир закоснел ты в грехе, соверши хадж. Я ему отвечаю, попозже, сейчас не могу, только женился, жена молодая. Что ты думаешь, на следующий день, то же самое. Когда он мне приснился в третий раз, я понял, что надо ехать, дело серьезное. И точно, приезжаю — ты, а где ты, значит дело нечистое.

Ахмад Башир извлек кинжал из ножен Меджкема, обшарил его одежду, нашел четки, положил себе в карман и отступил назад.

— Действительно, — робко улыбаясь, сказал Меджкем.

— Только, с каких это пор паломники селятся при тюрьмах?

Меджкем не ответил.

— Кажется, ты что-то недоговариваешь?

Меджкем продолжал хранить молчание. Держа кинжал в левой руке, Ахмад Башир подошел ближе, и острием клинка приподнял подбородок пленника.

— Там в тюрьме сидит один пророк, каких вообще-то много сидит в тюрьмах. Но этот, понимаешь ли, мой друг. Да ты его знаешь, Имран его зовут. У меня есть подозрение, что ты, поскольку тоже живешь в тюрьме, имеешь к моему другу какое-то отношение, и мне думается самое непосредственное. Что скажешь?

— Убери кинжал, — процедил сквозь стиснутые зубы Меджкем.

Расслышав новые нотки в его голосе, Ахмад Башир опустил кинжал.

Потрогав подбородок, Меджкем обнаружил на пальцах каплю крови. С ненавистью смерил Ахмад Башира взглядом, вытер об одежду кровь и сказал:

— Это ты просил свидание с ним сегодня утром.

— Ты догадлив, — сказал Ахмад Башир, — это был я.

— Не надо быть семи пядей во лбу, — устало заметил Меджкем, от напряжения у него тряслись ноги, — Я уже давно заметил, стоит мне взять его в оборот, так тут же появляешься ты, в виде какой-нибудь безобразной старухи.

— Но, но, — оскорбился Ахмад Башир, — не такая уж она была и безобразная, разве ты не обратил внимание на ее задницу?

— В прошлый раз, ты меня обвел вокруг пальца, но в этот раз ничего у тебя не выйдет.

Ахмад Баширу это заявление не понравилось. Засунув кинжал за пояс, он взял Меджкема за грудки, и слегка приложил его к стене. От удара, Меджкем прикусил язык и далее говорил пришепетывая.

— Ты мозесь бить меня скойко угодно, но твоему дьюузку это не помозет.