— Или ты не слышал о махди, который недавно объявился в Медине, и тревожит умы разговорами о том, что он Седьмой Совершенный, и что фатимидский халиф самозванец и узурпатор, обманом занявший престол, и что только он истинный Имам времени, наследник Джафара ас-Садика, при этом он потрясает четками, якобы принадлежащими пророку, как доказательство своей миссии.
— Нет, повелитель, я ничего не слышал, — признался Меджкем, — но почему это тебя беспокоит. Все время разные безумцы объявляют себя мессиями. Пусть собаки лают, караван пусть продолжает свой путь.
Немного помолчав, Убайдаллах сказал:
— Сдается мне, что это наш друг Имран объявился. В последнее время, я часто спрашиваю себя, почему я отпустил его, почему не казнил.
Видя, что халиф перешел к риторике, Меджкем облегченно вздохнул и перевел дух. Кажется, и на этот раз пронесло. С тех пор как он провалил задание по поимке государственных преступников, каждый раз, когда халиф вызывал его к себе. Меджкем прощался с жизнью. Племянник халифа был тайно казнен в тот же день, когда раскрылся заговор. Об этом кроме халифа знал только Меджкем, даже палач не знал, кого он лишает жизни. По дворцу был пущен слух, что, племянник арестован, и содержится в тюрьме в секретной камере. Меджкем прекрасно понимал, что это посвящение в тайну халифа значительно сокращает срок его жизни. В тот день, когда трактирщик, вернувшись, освободил их, у Меджкема мелькнула мысль, что ему тоже надо теперь уносить ноги от гнева Убайдаллаха. Он тогда подавил ее, и пустился в погоню, за беглецами. Но те как сквозь землю провалились.
— Стоит ли тебе, государю, обращать внимание на каких-то жалких лжепророков, — немного осмелев, заявил Меджкем.
— Это не простой лжепророк, это Имран, такой же предатель, как и его покровитель — Абу Абдаллах. И от кого же я слышу эти речи, от человека, которому было поручено арестовать или уничтожить его, и который провалил все три попытки. Теперь ты лично, слышишь меня Меджкем, лично отправишься в Медину и убьешь его. А теперь, убирайся с глаз моих, пока я не передумал и не решил отправить кого-нибудь другого, а тебя казнить.
— А если это не он? — спросил Меджкем.
— Это он, — уверенно сказал Убайдаллах.
Меджкем поклонился и пошел к выходу.
Анна слышала, как вернулся со службы Абу-л-Хасан, но выходить к нему и приветствовать не торопилась. Настроение господина было неизвестно. Выждав определенное время, она спустилась в кухню, перехватив Хамзу, взяла у него из рук поднос с ужином и предупреждая его возмущение, сказала:
— Я тебе уже говорила, подавать еду своему мужу буду я сама.
Управляющий беспрекословно отдал поднос, вернулся на кухню и вполголоса сказал повару.
— Взял служанку на свою голову, пожалел называется. Теперь она мной командует. Воистину говорят, возьми в дом сироту, чтобы он укусил тебя за зад.
Хамза ворчал скорее по привычке, ибо относился он к Анне благосклонно.
— Повар сказал:
— Мне, например, тоже всегда жена кушать подает!
— Иди ты, — притворно удивился Хамза, — а слуги у тебя в доме есть?
— Нет, — сознался повар и засмеялся.
— То-то же, — назидательно сказал Хамза.
— Пойду, погляжу, может еще, чего понадобится.
Он пошел в гостиную, где ужинал хозяин, остановился у открытой двери, не показываясь, впрочем, на глаза и напряг слух.
Абу-л-Хасан в последнее время жил с ощущением смутной и неясной тревоги, какая наступает после крупной жизненной удачи. Удивительно, как устроен человек, всегда он ожидает возмездия. Арест могущественного Ал-Фурата поверг двор в смятение. Его содержание под стражей было окутано такой тайной, что никто, даже Абу-л-Хасан, начальник шпионов не знал, где он находится.
Но какие бы заботы не одолевали Абу-л-Хасана, вид молодой жены с подносом в руках всегда вселял в него чувство умиротворения.
Анна поставила поднос с едой перед мужем и направилась, было к двери.
— Поужинай со мной, — остановил ее Абу-л-Хасан.
— Я не голодна, — сказала Анна.
— Ну, тогда, просто посиди.
Анна присела.
Абу-л-Хасан посмотрел на ее живот и спросил:
— Как он себя чувствует?
— Сегодня он меня ударил, — пожаловалась Анна.
Абу-л-Хасан довольно засмеялся. Налил себе вина и выпил.
— Хочешь вина? — предложил он.
— Наверное, мне нельзя, — отказалась Анна.
— Наверное, — согласился Абу-л-Хасан, — честно говоря, мне не нравится, когда женщина пьет.
На ужин Абу-л-Хасану была приготовлена курица. Он отделил от нее ножку и протянул ее жене.
Анаис помотала головой.
— Дай лучше мне крылышко, — попросила она.
Абу-л-Хасан оторвал крылышко и дал его Анне.
— Что-то я хотел тебе рассказать, — заметил Абу-л-Хасан.
— Что?
— Забыл.
— Ты вернулся озабоченным.
— Нет, не поэтому, — задумчиво сказал Абу-л-Хасан, — а, вспомнил. Вообрази себе, сегодня секретарь докладывает, мол, просится на прием женщина. Я в недоумении, потом почему-то решил, что это ты решила меня навестить на службе. Но нет, входит женщина, лицо закрыто платком. Приветствует меня и протягивает мне бумагу.