Седьмой круг Зандра

Тринадцать месяцев назад

— Землетрясение пошатнуло основы здания: обрушилась колокольня, появились прорехи в крыше, по северной стене пошла большая трещина… — Матвей помолчал. — Но я соврал бы, не сказав, что люди тоже приложили руку. Придя, я застал тут полное опустошение. Иконостас отсутствовал, всё, что имело хоть минимальную ценность, было вынесено, а всё остальное — уничтожено или испорчено.

— Храм пытались сжечь? — осведомился Карлос, он давно хотел спросить, откуда взялась на стенах чёрная копоть.

— Люди укрывались в церкви от Зандра, — ответил монах. И кротко добавил: — Им было страшно и одиноко, они пребывали в растерянности, поэтому я не обвиняю их. В тот момент церковь поделилась с ними всем, чем могла.

— Иконами на растопку? — мрачно усмехнулся Флегетон.

— Всем, чем могла, — повторил Дурак. — Воля Господа в том, чтобы помогать людям, а не считать понесённые убытки.

Апостол промолчал.

Оставшись без пригляда, храм сильно пострадал: от былого убранства не осталось и следа, большинство росписей со стен обрушилось — штукатурка не выдержала тряски, — или же скрылась под чёрной копотью, витражи разбились, мебель сгорела в кострах.

И один Бог знал, сколько сил понадобилось Матвею, чтобы привести церковь в порядок.

Он тщательно убрался внутри, вынес прочь весь мусор, установил в оконных проемах ставни — стёкла ему были не по карману, отыскал и вернул на законное место несколько обгоревших икон и установил ставший знаменитым крест. Грубый, состоящий из двух сваренных рельс, поэтому крепкий, но тяжеленный. Старик не рассказывал, каким образом ухитрился его поднять, но все знали, что он обошёлся без чьей-либо помощи.

— Зачем ты это делаешь?

— Зандр стал суровым испытанием, сын мой, не все могут пройти его без помощи. — Дурак насмешливо прищурился: — Даже столь сильный человек, как ты.

— Я пришёл к тебе не потому, что не справился с Зандром, — хмуро возразил Флегетон. — С ним у меня всё было в порядке.

— Ты справлялся, — согласился монах. — Но ты устал от зла Зандра, устал от того Карлоса, в которого он тебя превращал. Ты пришёл, ибо не верил, что есть другой путь.

— Зандр любит сильных, — повторил Флегетон старую аксиому.

— Сила и жестокость — разные вещи.

— Я был жесток, — не стал спорить Карлос.

— Знаю, — кивнул Матвей. — Теперь ты можешь научиться быть сильным.

— И буду прощён?

— Для тебя это важно?

— Да, — помедлив, признал Флегетон. — Очень важно.

— Значит, ты будешь прощён.

Карлос медленно прошёл по храму, пустому и оттого гулкому, остановился у креста, долго смотрел на него, после чего, не оборачиваясь, произнёс:

— Зло следует за мной, старик. Не хочет отпускать. — Пауза. — Один человек сказал, что старые грехи — это камень на шее, который рано или поздно утянет на дно.

— За старые грехи ты будешь отвечать перед собой и Богом, — негромко произнёс монах. — А что делать со злом — решать тебе.

Они приехали рано утром. Совсем рано — только светало. Галицара, который теперь командовал бандой, любил наваливаться в самое сладкое для сна время, когда даже охранники клюют носом, наваливаться на тех, кто не готов к отпору. Галицара любил убивать, но боялся сражаться, поэтому приходил внезапно и в самое подлое время.

Но хотя в Церкви-На-Огне охранников не было, визит падальщиков не стал неожиданностью: в Церкви-На-Огне Галицару ждал тот, кто знал о его повадках. Ждал, но сам не торопился, и первым на крыльце появился Матвей. Вышел спокойно, не демонстрируя страха, а возможно, и не испытывая его. Остановился и без особого интереса оглядел вставшие у церкви машины. Весьма неплохие для банды падл машины. Возглавлял конвой настоящий зигенский «Бульдог» — колёсный бронетранспортёр, вооружённый пушкой и двумя пулемётами. За ним следовал переделанный тягач, на который умельцы Зандра поставили некое подобие боевой башни с автоматической пушкой, и бронированный грузовик. Помимо них — два защищённых внедорожника, два багги и два мотоцикла.

И около тридцати опытных падальщиков — зелёных новичков в банду не брали.

Галицара не ожидал отпора, знал, что помимо старого монаха рядом с непредсказуемым Пионером никто ночевать не станет, и потому не стеснялся, вёл себя со всей доступной наглостью.

А доступно ему было много: наглость заменяла Галицаре и манеры, и мозги.

— Привет, дурак, — небрежно бросил он, спрыгивая с борта «Бульдога».

— Мы знакомы?

— Пасть захлопни, не забывай, что ты в Зандре.

— Что это значит? — осведомился Матвей.

— Нужно уважать тех, кого больше, — объяснил падла. — Где твой гость?

— Кто?

— Послушай, я не знаю, когда тебя назвали Дураком, но явно не зря: таких тупых ублюдков я давно не видел. — Падальщики поддержали главаря бодрым хохотом. — Спрашиваю последний раз: нам сообщили, что человек, которого мы ищем, направился к тебе.

— Это вопрос? — помолчав, уточнил Матвей.

Ответом стал прямой в челюсть, отправивший старика на землю. И сделавший его более разговорчивым:

— Ко мне приходил апостол.

— Уже дело, — довольно кивнул Галицара. — Только он не апостол.

— Я верю именам, которые мне называют.

— Ты действительно дурак?

Угрожающий жест заставил Матвея испуганно сжаться, но бить старика Галицара больше не стал. Лишь повторил самодовольно:

— Ты дурак?

— А что мне остаётся?

— Действительно: что ему остаётся? Какой умный тупой поп! — Падальщики снова заржали, а их предводитель продолжил упражняться в остроумии: — Поп-дурак! Попка-дурак.

Хохот.

— Где твой гость?

— Ушёл.

— Проверим. — Галицара повернулся к своим: — Осмотритесь тут!

Но исполнить приказ бандиты не успели.

Времени не хватило.

Потому что, едва они двинулись с места, как в утренней тишине Зандра отчётливо послышалось завывание маршевых двигателей — опытные падлы его не упускали, — и в стоящий последним грузовик вонзилась противотанковая ракета.

— Дерьмо!

Взрывной волной Галицару швырнуло на стену, покатились по земле другие бандиты — оглушённые, раненые и целые, — а облачённый в ЗСК Флегетон втащил Матвея в церковь.

— Ты как?

— Нормально…

— Сиди здесь!

Карлос выскочил на крыльцо, встал в полный рост и открыл огонь из пулемёта, стараясь не думать о том, кто выпустил по незваным гостям ракету…

Он не ушёл, потому что знал — всё равно придут. И ещё он знал скотскую сущность нынешнего главаря банды, знал, что Галицара убьёт Матвея в любом случае, невзирая ни на седины, ни на почтение, с которым относились к Церкви-На-Огне, и поэтому решил дождаться падальщиков. Да и устал он от них бегать, если честно, надоело.

И так получилось, что первой же пулемётной очередью Флегетон буквально разрезал напополам замешкавшегося у стены Галицару, после чего перенёс огонь на мечущихся бандитов.

Взрыв!

Вторая ракета снесла башню набирающему ход «Бульдогу», и сразу же после этого из-за холма вынырнул первый броневик неожиданных союзников.

— Дотовцы!

Стало ясно, что падлам не уйти. Во всяком случае, не уйти так, чтобы сохранить банду, поскольку в организованности с Санитарным Спецназом могли посоревноваться лишь русские да зигены. А падальщиков дотовцы ненавидели люто.

Ещё один взрыв…

К пулемётным очередям апостола добавляется сосредоточенный огонь Санитарного Спецназа — у холма уже три бронетранспортёра, и это разгром. Падальщики понимают, что зажаты в тиски, что не успеют свалить закованного в броню Карлоса, что их тяжёлая техника горит… Понимают и начинают разбегаться. В этом суть падальщиков: они не воины, а убийцы, и потому багги и мотоциклисты мчатся в стороны лавовых проток, сейчас холодных, застывших, в отчаянной надежде ускользнуть от беспощадных дотовцев. А за ними бегут пешие дружки, проклиная и Галицару, чья мстительность затащила их в этот ад, и беспощадных спецназовцев, и своих счастливых приятелей, которым удалось остаться на колёсах.

Падальщики бегут. Настоящий бой не для них. Им нечего защищать, кроме своих шкур, а в данном случае целостность шкуры определялась исключительно умением быстро бегать. И удачей, разумеется, потому что у дотовцев тоже есть мотоциклы и багги, и они рвутся в погоню, вознамерившись уничтожить банду до последнего ублюдка.

— Отличное утро, Матвей, не так ли?

Бой, можно сказать, закончился. У церкви догорают машины, валяются трупы, в округе ещё стреляют, но опасности уже нет, и старик вернулся на крыльцо. Встал рядом с Карлосом, такой маленький и невзрачный на фоне мощного ЗСК, и с печалью оглядел последствия короткого боя.

Особенно — трупы.

Он знал, что иначе нельзя. Но ему не нравилось, что правильный поступок оказался кровавым.

— Зло больше не идет за тобой? — тихо спросил он апостола.

— Теперь я пойду за ним, — спокойно ответил тот.

И Дурак тяжело вздохнул. И перевёл взгляд на нестарого, но абсолютно седого мужчину, выходящего из подъехавшего бронеавтомобиля.

Как все дотовцы, мужчина был облачён в надёжнейший защитный комбинезон уровня АА, но, поскольку эта область Зандра считалась слабозаражённой, он позволил себе снять маску и защищал дыхание лишь вживлёнными фильтрами. Но от перчаток не отказался. И датчики на его правой руке работали в непрерывном режиме, фиксируя малейшие изменения в окружающем пространстве.

В Спецназе генерала Дота был только один абсолютно седой офицер высшего ранга, и Карлос понял бы, кого видит, даже без белого халата, который мужчина носил поверх комбинезона.

Белый Равнодушный.

Не халат — офицер. И Флегетон припомнил слова Матвея о том, что они общаются.

С человеком, чьим именем пугали детей…

— Мне доложили, что неизвестная банда падальщиков едет к Церкви, а ты ведь знаешь — я не люблю ничего неизвестного, — произнёс Равнодушный, с улыбкой глядя на монаха. — Могло получиться так, что ублюдки наплюют на правила, вот я и решил проследить за порядком.

— Они были агрессивны, — признал старик.

— Значит, я подоспел вовремя. Тут немного грязно, но ты не беспокойся: мы отбуксируем технику и уберём трупы.

— Спасибо.

— Не за что. — Белый перевёл взгляд на апостола. — Ну а ты чего стоишь, будто истукан, Гена? Думаешь, я не узнал твой ЗСК? Снимай шлем и ползи здороваться.

Карлос помедлил, а затем шёпотом отдал системе голосовой приказ, забрало поднялось, и Белый увидел лицо собеседника. И помрачнел. Но к оружию не потянулся, потому что апостол убрал пулемёт за спину и стоял перед дотовцем не только с открытым лицом, но и с пустыми руками.

Стоял в чужом ЗСК, но такое бывает, это Зандр, и Равнодушный сразу понял причину.

— Как тебя зовут?

— Карлос Флегетон.

— Это не твой комплекс, Карлос Флегетон, — с мрачной грустью произнёс Белый. И привычным, немного усталым жестом потёр лоб, словно растирая по нему печаль. — Он принадлежал хорошему человеку.

— Теперь ЗСК мой, и он мне по размеру, — твёрдо ответил Флегетон.

— Только по нему?

— И по душе.

Несколько мгновений Белый молчал, пристально глядя Карлосу в глаза, а затем качнул головой:

— Нам нужно поговорить. — И стал подниматься по обветшалым ступеням Церкви.