– Минутку, Александр Августович, – сказал Артифексов. И когда за Вильчевским закрылась дверь, спросил: – Какие сведения у вас о графе Уварове и результатах его миссии?
– Могу сказать только, что он давно должен быть в Петрограде. Мне сообщали из Финляндии, что через границу его переправили успешно. Остается ждать добрых вестей…
– Уж больно долго что-то! Вас не удивляет, что об этой миссии знаю я?
– Вероятно, вам сказал барон?
– Нет, это я спросил барона.
В устремленных на Татищева темных, с хитринкой глазах генерала промелькнула усмешка.
– Хотите уточнить мой источник информации? Право, не стоит, Александр Августович. Я же у вас не спрашиваю, кто из офицеров моего окружения работает на контрразведку! Отсутствие сведений от Уварова обеспокоило меня в связи с тем, что его миссия, как вы сейчас убедились, оказалась не такой уж секретной. Не повлияло ли это отрицательно?
– Никто, кроме меня, не знал о миссии Уварова. Остальные выполняли мои приказы.
– И все же… Дня три тому назад я узнал, что баронесса Мария Дмитриевна схвачена чекистами.
Татищев улыбнулся:
– Я знаю, откуда у вас эти сведения. Из лондонской газеты «Таймс». Но они не соответствуют действительности.
– Как же возникла эта «утка»?
«Стараниями Хаджет Лаше, черт бы его побрал с этой привычкой обгонять события и время!» – мысленно ответил на вопрос Татищев. Вслух же сказал:
– Боюсь, что толком этого даже в редакции «Таймс» не знают. Авторы липовых сенсаций обычно не обнаруживаются. Я так понимаю, что беспокойство по поводу тревожных публикаций выразил Петр Николаевич?
– Но сведения о пребывании баронессы в Петрограде могли стать достоянием прессы, если об этом знали только вы?
– А уж тут, ваше превосходительство, позвольте возразить, – выставив перед собой руку, произнес Татищев. – Одно дело – миссия Уварова, и совсем другое – факт пребывания баронессы в Совдепии. В свое время Петр Николаевич уже посылал кого-то в Петроград. Это – раз. Баронесса, где бы она ни находилась, общается с людьми. Это – два. А может быть, еще и три, и пять, и десять.
Татищев, уже перехватив инициативу, не дал Артифексову вставить слово.
– Между прочим, у меня есть основания полагать, что баронесса уже находится в безопасности. Вчера я запросил английскую миссию в Гельсингфорсе. Жду ответа. Как только получу ответ, тотчас же доложу!
Артифексов рассеянно кивнул головой. Татищев понял это как конец беседы и покинул кабинет.
Солнце стояло в зените, когда от северного причала константинопольской пристани Топ-Хане отошел пассажирский двухпалубный пароход «Кирасон». Город растворялся в солнечном мареве. Пассажиры первого класса не расходились с верхней палубы, любуясь голубыми водами Босфора. В это время в ходовой рубке «Кирасона» капитан читал радиодепешу из конторы пароходства: «Сбавьте ход до малого. Примите с катера опоздавшего пассажира».
– Ход до самого малого!
Пока пассажиры недоумевали о причинах этой неожиданной остановки, вдали показался быстро идущий к пароходу катер.
– Трап по левому борту! – послышалась команда. Рулевой плохо рассчитал, и катер ударился о борт, раздалась дружная ругань матросов, треск корабельной обшивки. Наконец катер подтянули к пароходу, опоздавший пассажир в сопровождении матросов с чемоданами невозмутимо поднялся на борт.
На нем был начинающий входить в моду плащ с широкими подкладными плечами, стянутый поясом, широкополая шляпа, модные полуботинки с тупыми носами. Пассажиры верхней палубы пытались отгадать: кто же он, человек, обладающий правом останавливать пароходы?
– Это генерал, – сказал хмурый немолодой полковник.
– Это французский дипломат, – уверенно сказала немолодая дама. – Генералы одеваются старомодно.
Полковник досадливо поморщился, подозвал стюарда.
– Кто этот… с катера? Француз?
– В книге пассажиров записан как русский, господин полковник. Василий Борисович Федотов.
Полковник пожал плечами, зашагал по палубе тем твердым и уверенным шагом, каким ходят пожилые военные всех стран.
«Кирасон» вышел в открытое море и взял курс на Севастополь. Короткие сумерки сменила ночь. В высоком небе зажглись звезды. Пароход, с плеском рассекая мелкие волны, оставлял за собой широкую серебристую ленту. На верхней палубе было полутемно и тихо. Зато в пароходном ресторане стало людно и шумно. Слышалась английская, французская речь. Разговоры на русском, украинском… Собравшихся здесь объединяло одно: возможность платить. Но непонятно было, зачем эти респектабельные дамы и господа и еще какие-то типы неопределенного сословия, явно не умеющие носить свои дорогие костюмы, плывут к нищим берегам Тавриды, объятым гражданской войной.
Вошел в ресторан и Фролов.
– Мой стол? – бросил он метрдотелю.
– Пожалуйста, сюда прошу! – Метрдотель торжественно проследовал к заказанному столику.
Фролов сел, рассеянно оглядел зал. Взгляд его несколько оживился, когда он увидел пожилого полковника, вошедшего в ресторан, – свободных столов уже не было. Кивнул метрдотелю:
– Пригласите за мой стол полковника. Если он пожелает, разумеется.
Когда полковник подошел к столу, Фролов привстал: