Седьмое небо в рассрочку

Как ни странно, а запомнил и непривычное имя композитора, и название оперы, а также сильные слова про куртизан – исчадья порока. Впрочем, с памятью у него проблем не было, схватывал он на лету.

И вот на землю легла ночь темная, летняя, теплая. Ленчик подскочил: пора. Перед выходом он надел два золотых перстня на натруженные, с черными полосками под ногтями пальцы, так ведь топил углем, который лопатой забрасывал в топку, черная пыль въелась в кожу, как у шахтера. Перстни делались по заказу, золотых гаек с набалдашниками для тростей в магазинах не продавали, а Ленчик хотел, чтоб «печатки» издалека видели. В спортивном костюме, но с «пэрстнями», Ленчик завалил в кабак, покручивая на пальце ключи от «жигуленка» да насвистывая мелодию из только что слышанной оперы.

Никто не сделал ему замечания, мол, что это вы, Леонид, одеты по-домашнему? Гайки на пальцах (каждая граммов по сто) считались верхом достатка, потому о безвкусице и речи вестись не могло в данной среде, ведь там, где золото, – вкусно всегда, но спортивный костюм… А никто не посмел! Приняли его уважительно, за стол усадили, правда, кое-кто воровато по сторонам зыркал, и Ленька понял, в чем дело: Таты не было. Но она же где-то здесь… Ух, снова интуиция, забежав вперед, строила ему ехидные рожи.

Ленчик не бросился на поиски жены, дождался, когда интерес к нему угас, одновременно замечая, как две шестерки из администрации города бегают туда-сюда и беспокоятся, беспокоятся… Нет, не в туалет бегали. Ленчик все понял! Но требовалось убедиться лично, собственными глазами у-ви-деть. Улучив момент, он выскользнул из зала, в холле юркнул за дверь, туда (приметил) ныряли по очереди парни.

Прошел длинный коридор, перед кабинетом директора остановился и прислушался… Почему-то решил, Тата именно там, хотя директор пил водку в зале. Кстати, он-то и психовал, ему не нужен скандал, а у Ленчика на физии написано: «Будьте осторожны, я из Погореловки». Во-вторых, ни одному деляге, а именно эта несознательная (по тем временам) прослойка гуляла, не придет в голову терять ценного поставщика из-за какой-то дуры бабы.

За дверью Леха услышал возню, сопение, мычание и стоны… Но не видел! Видеть! – вот главное, необходимое, жизненно важное условие! Чтоб уж без колебаний…

Выскочив в глухой двор, Ленчик застыл – высоковато. Да разве это преграда? Тем более когда слабый электрический свет в окне обещал полную картину происходящего, всегда найдешь способ туда добраться. В его случае подошел мусорный бак для пищевых отходов с надежной крышкой, Ленчик придвинул его, взобрался и наконец-то…

Кабинет крошечный, в нем не разгуляешься, само собой, и выбор поз крайне мал. Татуля стояла к окну анфас, упираясь ручками о стол, и судорожно хватала ртом воздух при каждом порывистом движении партнера сзади. У нее было отвратительно похотливое лицо озабоченной соитием самки, невидящий взгляд, а платье, которое покупал муж, вырвав у фарцовщиков лучший товар, платье болталось на бедрах. И две груди, которые Ленчик самозабвенно ласкал ночами, когда Тата допускала его к телу, грубо тискал сынок партайгеноссе Гена Белик.

Ленчик не рассматривал обстановку, натюрморт сам собой отпечатался в голове: бутылка армянского коньяка наполовину пустая, две рюмки (одна, упавшая набок), закуски на тарелке, конфеты в коробке. М-да, парочка давно уединилась, в перерывах они потягивали коньяк, слегка утоляли голод, затем утоляли другой голод – известно какой.

Ленчика словно опустили в чан с кипятком, потом – со студеной водой, потом – снова в кипяток… Появилась потребность присесть и переждать, пережить состояние взрыва внутри и полного умирания. Да, так: разрыв всего тела, грохот, осколки и… адский покой, где нет ни земли, ни неба, ни жизни, ни одной божьей твари.

А он отправился в зал. Кто-то услужливо поднес рюмочку, Ленчик отказался, показав ключи от машины, дескать, за рулем я, нельзя. А его и не тянуло залить крах всей своей жизни спиртным, без этого подогрет он был достаточно. Но стоило принять малость, Шатун разгромил бы кабак, и куда попал бы?

Вскоре появилась Тата и… не заметила мужа – куда там заметить, после таких-то трудов! Села она на стул, выжатая, как мочалка, блудливо улыбалась, так же блудливо ее глаза двигались по залу, попадали на мужа, но… Тата его не видела. До него дошло, почему она испугалась, когда он приехал домой: если б муж отправился с ней на банкет, случка не состоялась бы. Но вот и самоуверенный Гена Белик, блондин с синими глазами и сладострастно смазливой рожей, приземлился на соседний стул, взял бутылку…

Ленчик скользнул глазами по лицам и горько усмехнулся. Он ловил на себе опасливые и жалостливые взгляды, значит, для всех этих кабатчиков не новость, куда и зачем уединялись Тата с Беликом. И никто даже намека… Обидно, что Ленчика держали за дурака. Он встал, громко попрощался со всеми, тогда-то жена, наконец, заметила его, а догнала уже у выхода:

– Леонид, подожди!

Честно говоря, он офонарел, когда Тата шла к нему: личико строгое, недовольное, голос отчитывающий: