Седьмая жертва

– За последние несколько дней на нее столько всего свалилось, нападение, арест, заключение в каталажку…

– Мне известна эта история, Эрнандес.

– А прошлой ночью она почти не спала. Неужели ты и вправду хочешь, чтобы она провела пять часов за рулем, пока будет ехать к матери? Мы вернемся завтра к полудню. Нас не будет всего полдня. Подумаешь, большое дело!

– Здесь я решаю, какое дело большое, а какое – нет. Разумеется, я не хочу, чтобы Карен вела машину сама. Черт возьми, я не хочу чтобы она вообще уезжала, потому что она мне нужна! – Бледсоу опустил взгляд на отчет, лежавший на столе. – Но тут уж ничего не поделаешь.

– Золотые слова! Значит, так тому и быть. Я беру отгул. Если тебе не нравится, можешь обсудить этот вопрос с моим сержантом.

Робби повернулся и вышел. Бледсоу почувствовал, как кровь ударила в голову. Он с размаху запустил папкой с отчетом по делу в стену, сделал глубокий вдох, а потом навалился грудью на стол.

– Просто прекрасно.

Робби подошел к Карен, которая ждала его у автомобиля.

– Ну как?

– Мы расстались друзьями, – ответил Робби. – Поехали.

Карен озадаченно нахмурилась.

– Оказывается, Бледсоу полон сюрпризов.

– Мы же вернемся завтра к полудню. Большое дело!

Они сели в машину Робби и двинулись по трассе И-95, а потом повернули на федеральное шоссе И-495, ведущее к Балтимору Первые пару часов они ехали в молчании, что вполне устраивало Карен, поскольку ей предстояло многое обдумать в тишине, а Робби намеревался сдержать слово и не надоедать ей разговорами. В конце концов Карен задремала, прижавшись головой к боковому стеклу, и проснулась только тогда, когда они приближались к туннелю Куинс-Мидтаун.

Она вздрогнула, выпрямилась, протерла глаза и огляделась по сторонам.

– Я долго спала?

За окнами стемнело, и вдали, в легкой вечерней дымке, уже сверкали огни Манхэттена.

– Пару часов. Пока все идет нормально, едем без задержек и остановок.

– Извини, что заснула. Дорога меня укачала.

– По-моему, тебе просто необходимо было вздремнуть.

Карен откинула солнцезащитный козырек и взглянула на себя в зеркальце, укрепленное на обратной его стороне.

– Я ужасно выгляжу, – сообщила она.

– Ты ведь так и не успела заглянуть домой, верно?

– Когда приедем к маме, я первым делом приму душ.

По мере приближения к туннелю движение замедлялось. Вопреки опасениям, они проехали через город достаточно быстро и уже полчаса спустя были на улице, где жила Эмма Вей л. Карен с грустью подумала о том, как много времени прошло с того дня, когда она была здесь в последний раз. Пожалуй, даже слишком много. Мать тоже не смогла приехать к ней в гости, а это означало, что они не виделись уже больше года. Стыдно, сказала себе Карен.

– Вон там, – она показывала на дом в конце улицы, – жила моя лучшая подруга, Андреа. Мы с ней все время были вместе. Буквально сводили родителей с ума.

Робби притормозил.

– Ты говорила, номер восемь девятнадцать?

– Да, это рядом, по соседству.

Он загнал машину на подъездную дорожку и выключил фары.

– Что-то света не видно, – пробормотал он. – Ты говорила матери, когда мы должны приехать?

Карен открыла дверцу и вдохнула прохладный вечерний воздух.

– Нет, я ей не звонила.

Робби бросил на нее удивленный взгляд.

– Твоя мать не знает, что мы собирались приехать?

Карен прищурилась, стараясь разглядеть погруженный в темноту старый дом. Частично скрытый переплетением ветвей, двухэтажный особнячок выглядел удивительно к месту среди высоких сосен и кедров, которые она с детства привыкла считать неотъемлемой частью пейзажа Олд-Уэстбери. Карен зашагала по подъездной дорожке, старательно наступая на каждую из квадратных плиток, которыми она была вымощена. Так она любила делать в детстве.

– Нельзя становиться обеими ногами на одну плитку, это дурной знак, – сообщила она Робби. – По крайней мере, именно так я думала, когда была маленькой.

Как странно, что старые привычки не умирают.

Наступив на последнюю каменную плитку, Карен оказалась у входной двери. На ней по-прежнему висел потускневший старинный бронзовый молоточек, а рядом виднелся покрытый ржавчиной некогда черный металлический почтовый ящик.

Карен постучала в дверь и стала ждать. Убрала челку со лба и заправила за ухо выбившуюся прядку волос. Подняла бронзовый молоточек и снова стукнула им в дверь. Подождала, взглянула на часы.

– Пожалуй, все-таки стоило предварительно позвонить, – заметил Робби.

Внезапно на крыльце вспыхнул свет, и в окне справа дрогнула занавеска. Дверь чуть приоткрылась, и в щелочке появилось сморщенное лицо пожилой седовласой женщины.

– Кто там?

– Мама, это я. – Ответом ей было молчание. – Это я, Кари. Дверь распахнулась, и Эмма, прищурившись, уставилась на дочь.

– Кари, – пробормотала она. – Ты что-нибудь забыла?

Карен бросила на Робби извиняющийся взгляд, и он чуть заметно пожал плечами. Наверное, следовало предупредить Робби насчет болезни Альцгеймера.

– Нет, мама. Я подумала, что ты не станешь возражать, если я составлю тебе компанию. Извини, что не предупредила о своем приезде.

Взгляд Эммы переместился на Робби.