Седьмая жертва

Оперативники частенько фальсифицируют сообщения, сделанные якобы платной агентурой, получают деньги, которые должны передать источнику, представившему ценную информацию, и тратят их на оперативные нужды. Потому как законом не предусмотрено возмещать милиционеру затраты, даже если они сделаны для раскрытия преступления. Закон, вероятно, предполагает, что все преступления раскрываются исключительно сидя за столом с честным лицом и ясными, незамутненными ложью глазами, а такой образ действий никаких дополнительных финансовых затрат не требует.

– Не волнуйтесь, Константин Михайлович, у Коли есть на примете автосервис, где ему за красивые глаза делают все даром.

– Это что же, твой дружок взятки берет от криминального элемента? – насмешливо прищурился следователь. – Некрасиво, Каменская, нехорошо.

– Да бросьте вы, какие взятки! У владельца этого сервиса сын с дураками связался, чуть в уголовное дело не влип, спасибо Коле, он его вовремя из этой компании вытащил. Вот теперь папаша считает себя по гроб жизни обязанным. Константин Михайлович, ну где ваши эксперты? Никакого терпения нет ждать.

– Терпи. Вон Татьяна Григорьевна сидит тихонько и ждет, бери с нее пример. А у тебя вечно шило в одном пикантном месте. Давайте лучше вместе подумаем, что мы знаем про Шувалова и что можно от него ожидать. То, что он наглый и самоуверенный донельзя, – это уже понятно. Оставляет свои пальцы, пишет записки собственной рукой, то есть пребывает в абсолютной и непреходящей убежденности, что мы до него никогда в жизни не доберемся, – Что еще?

– Злопамятен, – вступила Татьяна. – И предприимчив. Маловероятно, чтобы он увидел меня по телевизору случайно или проходил в это время мимо и быстро успел сориентироваться, придумать целый план, найти Надежду Старостенко, договориться с ней и приготовить плакатик. Все это было сделано заблаговременно, а это означает, что он был в курсе насчет телемоста. За четыре года я успела дважды сменить место жительства, сначала уехала из Питера и жила у Стасова в Черемушках, потом мы переехали. Но он все равно меня нашел. Либо у него есть связи, либо он весьма предприимчив и изобретателен в плане поиска информации. Мозги у него устроены как надо. И в этом случае крайне маловероятно, чтобы он был душевнобольным. Уж очень он расчетлив.

– Принимается, – одобрительно кивнул следователь. – Каменская, что молчишь? Неужели мыслей нет никаких? На тебя не похоже.

Настя задумчиво вертела в руках серебряный ножичек для разрезания бумаги с изящным ангелочком на ручке. Ножичек она взяла со стола Ольшанского и за время пребывания в этом кабинете уже успела раз пять выслушать предупреждение «не попортить подарок любимой жены».

– Он достаточно состоятелен, чтобы оставлять на трупах деньги на похороны. Тысяча двести долларов – это не кот наплакал, это большие деньги для государственного служащего, – медленно сказала она. – Смотрите, что получается: по сведениям, которые нам удалось раздобыть, за последние годы он продал своих картин на общую сумму около десяти тысяч долларов. Это те продажи, которые зафиксированы официально. Допустим, еще тысяч на пять он продал не через галереи, а лично. За эти же годы он похоронил трех членов семьи, и, по нашим сведениям, похоронил недешево. Таня, что сказал твой человек, которого ты просила оценить памятник на Волковом кладбище?

Настя права, Константин Михайлович, я попросила одного питерского специалиста взглянуть на памятник на могиле жены и детей Шувалова, он сказал, что это, без сомнения, делали армянские мастера из очень редкого камня, который можно найти только в Армении. Вес памятника больше тонны. За такую работу берут не меньше пяти-шести тысяч долларов, да еще транспортировка и растаможивание влетает в копеечку, не говоря уж об установке. На круг за все выйдет не меньше восьми тысяч долларов.

– Считаем дальше, – продолжала Настя. – Вы извините, что я все про деньги, но деньги – это цифры, а мне с цифрами как-то проще, я в психологии не сильна. Так вот, интенсивность продажи картин господина Шувалова из года в год падает, и он, как человек здравый, не может не понимать, что радужных перспектив у него не так уж много. Специалисты говорят, что спросом, хотя и уменьшающимся, пока еще пользуются его произведения, созданные до трагедии, которая произошла с его семьей. Однако то, что он творил после трагедии, получило очень плохую критику, и Виктор Петрович эти работы не выставляет.

Иными словами, жить ему предстоит исключительно на средства, вырученные от продажи старых запасов, но спрос на них, как я уже сказала, все время падает. Спрос, конечно, штука непостоянная, особенно на произведения искусства, сегодня его нет, а завтра он есть, и не просто есть, а ажиотажный. Мы все знаем, что это случается, но точно так же знаем, что рассчитывать на это ни в коем случае нельзя. Ведь это может и не произойти.

Я к чему это все так долго рассказываю?

– Да, Каменская, к чему? – подхватил следователь, который, слушая ее рассуждения, что-то быстро записывал. – Поясни, уж будь любезна.