Седьмая жертва

– Все, – гример сняла коротенький синтетический пеньюар с Настиных плеч, – можете идти в студию.

В студии ее усадили за низкий стол и прицепили микрофон к лацкану форменной куртки. Это был совет Ларцева – выступать по телевидению в форме.

Каждый, кто будет смотреть это выступление, должен понять, что Настя – офицер милиции, а не просто случайный человек, а сам Шутник, если повезет и он увидит это обращение, оценит всю серьезность ее шага. Она выступает не как частное лицо, а как представитель государственной структуры.

– Готовы?

– Да.

– Когда загорится красная лампочка – начинайте. И смотрите в камеру.

Лампочка загорелась, и Настя заговорила:

– Я обращаюсь к тому, кто убил пять ни в чем не повинных людей. Я получила ваше послание. Мне нелегко было решиться на это выступление, но я признаю вашу правоту. Я признаю ваше превосходство, вы действительно умнее меня, я не в состоянии постичь вашу логику и понять ваш образ действий. Вы необыкновенный человек. Я сдаюсь. И прошу вас только об одном: пожалуйста, не убивайте больше никого. Вы уже все мне доказали, и не нужно платить за это такую страшную цену. Я знаю, вы собираетесь убить еще двоих. Прошу вас, оставьте их в живых. Спасибо за то, что вы меня выслушали.

Красная лампочка погасла.

– Тридцать пять секунд, – сказал режиссер. – Если хотите, можно повторить запись, вы сможете добавить еще какую-нибудь фразу.

– Не нужно, я сказала все, что хотела.

– Хорошо, это пойдет в эфир сегодня же. Люся вас проводит. Подводку к выступлению мы сделаем, как договорились, напомним о ситуации с телемостом, сделаем ссылку на интервью Образцовой, укажем вашу должность и звание.

– Спасибо.

Идя вслед за администратором Люсей по длинным, плохо освещенным коридорам к выходу, Настя снова возвращалась к своему выступлению и думала о том, не сделала ли она ошибку, сказав: «Я знаю, вы собираетесь убить еще двоих.

Прошу вас, оставьте их в живых». Правильнее было бы сказать: «Я знаю, вы собираетесь убить еще одного человека, а потом меня. Прошу вас, оставьте нас в живых». Она думала над этим вчера и сегодня до записи, но решила, что коль уж она признает его превосходство, то нужно быть достоверной. Если она говорит, что он умнее, то должна показать это на деле. Она не догадалась о том, что ей уготована участь седьмой жертвы. Пусть Шутник думает, что она не так уж умна, что она действительно не понимает и не постигает его замысел.

Может быть, это заставит его сжалиться хотя бы над шестым. Такие рассуждения казались ей разумными, но сейчас она снова начала сомневаться. Правильно ли она построила выступление? И вообще, права ли она, что затеяла эту историю с обращением к Шутнику по телевидению?

На улице Настю ждал Коротков. Ей не хотелось ехать в форме в общественном транспорте, и Юра вызвался ее отвезти.

– Ну как? – спросил он, когда Настя села в машину.

– Не знаю. Вечером посмотрим, что получилось.

Она закурила, пальцы у нее дрожали.

– Думаешь, это поможет?

– Не знаю, – повторила Настя. – Но нужно же что-то делать. Юра, у тебя есть знакомый нотариус?

– Нотариус? Надо подумать. А тебе зачем?

– Хочу проконсультироваться насчет завещания.

Коротков слегка сбавил скорость и изумленно взглянул на нее:

– Какое еще завещание?

– Мое.

– Не понял…

– Если со мной что-то случится… Я хочу сказать, если Шутник доведет задуманное до конца, мне бы не хотелось, чтобы Лешка и родители имели проблемы с моей квартирой. Я знаю, это жуткая тягомотина, кучу документов надо собрать, чтобы доказать, что ты имеешь право наследовать и других наследников нет. И ждать шесть месяцев, пока наследство откроется. Со счетами в Сбербанке тоже морока начнется.

– А у тебя деньги в Сбербанке лежат?

– Ну а где им еще лежать-то? Вон Лешкины гонорары лежали в Инкомбанке, теперь локти кусаем. Знаешь, что самое обидное? Он ведь в Инкомбанке счет открыл вовсе не потому, что там процент по вкладу выше. Ему держать деньги в Сбербанке было в сто раз удобнее, потому что отделение в соседнем доме. Он открыл там валютный счет, чтобы зарубежные гонорары зачисляли, а денег все нет и нет – Он запросил Чикаго, ему оттуда должны были двадцать пять тысяч долларов перевести, а из Чикаго отвечают, что деньги давнымдавно переведены, и копию платежки по факсу ему выслали. Лешка кинулся в Сбербанк, платежку показывает, а там плечами пожимают, не знаем ничего, говорят, нужно искать.

И что же ты думаешь? Проходит еще два месяца, звонят ему из Чикаго и сообщают, что деньги вернулись обратно. То есть какая-то сволочь в Сбербанке эти деньги на Лешкин счет не зачислила, а крутила их почти полгода, заработала на этом, а потом на голубом глазу вернула обратно: дескать, не можем найти бенефициария. Чистяков мой плюнул на этот Сбербанк и открыл счет в Инкомбанке. Так туда деньги на второй же день поступили. Теперь имеем результат. – Она вздохнула. – К коммерческим банкам стали бояться и близко подходить. Откладываем, сколько можем, копим на уплату налогов. У Лешки свой счет, в Жуковском, у меня – свой, в Москве.

– А зачем два-то? – не понял Коротков.