Однажды вечером Руфь прошла мимо дома Гранде. Сад выглядел красивее, чем в прошлый раз. Стояло лето, и не было дождя. Все было в образцовом порядке. Пышные клумбы, дорожки, посыпанные ракушечником. Руфь прошла медленно, делая вид, что она здесь по делу. Прошла два раза. Он не вышел. Но теперь ведь она будет жить в городе четыре года.
И вот настал решающий день. Все собрались, чтобы узнать свой приговор. В полдень списки должны были вывесить в вестибюле. Пахло пылью и натянутыми нервами. Абитуриенты толпились, задрав головы, — они искали в списках свою фамилию. Списки были составлены не по алфавиту, а по сумме полученных баллов.
Сперва Руфи показалось, что ее в списках нет. Наконец после нескольких мальчиков, обогнавших ее по баллам, Руфь увидела свою фамилию. Нессет было написано с одним «с». Но это точно была она, никого другого с такой фамилией здесь не было.
Итак, она была спасена. Избавлена от Острова, от лавки с ее ледяным складом, от Эмиссара и всех остальных. Эта мысль взорвалась бело-желтым пламенем, сменившимся темным пятном. И в этом пятне, весь сжавшись, сидел Йорген с далматинцем на коленях.
Лишь увидев, что несколько девочек всхлипывают от разочарования, а кое-кто из парней угрюмо двинулся к двери, Руфь поняла, что должна радоваться. Бодиль и Турид тоже попали в число избранных, которым разрешили занять деньги у государства.
Они пошли в кафе на пристани и взяли себе по пирожному. Турид была по-настоящему красива, ради этого дня она надела очень короткую юбку. У нее была привычка тянуть подъем и запястья, как это делала Мэрилин Монро.
Руфь наблюдала за девочками, пытаясь следить за их разговором. Они вместе занимались и жили, однако она их совсем не знала. И вот теперь они вошли в ее жизнь. В эту новую, сумбурную, городскую жизнь.
Турид смеялась от того, что у человека, сидевшего за спиной у Руфи, с носа на усы упала капля. Бодиль гримасничала, прикрывшись рукой. Руфь рассматривала цветной узор пластмассовой соломинки в бутылке с колой, и ей хотелось плакать от радости.
Сойдя на берег, Руфь тут же угодила в объятия Йоргена. Она привезла ему в подарок книгу с фотографиями собак и два пакетика камфарных пастилок. Ей едва удалось уговорить его сначала отвезти домой ее чемодан и только потом как следует рассмотреть подарок. Сама она прошла прямо к бабушке.
— Я провожу тебя домой, — сказала бабушка, узнав, что Руфь успешно сдала экзамены.
Руфь быстро шла вверх по склону, ей хотелось, чтобы все было уже позади.
— Успокойся, не беги так, никто не умирает, — тяжело дыша, сказала бабушка, старавшаяся не отстать от Руфи.
Больше они не разговаривали, но, прежде чем войти в дом, многозначительно переглянулись.
Йорген, мать и Эмиссар сидели за обедом. Йорген встал и, раскинув руки, пошел навстречу Руфи. Она на мгновение прижалась к нему.
Эмиссар пригласил их сесть. На блюде лежали семь кусочков филе копченой селедки. На их кожице отражался свет. От картошки шел пар. Мать немного подвинулась и кивнула:
— Достань тарелки, Руфь. Тут хватит на всех.
Руфь сняла пальто и достала две тарелки, бабушке и себе. Стояла тишина, если не считать радостных возгласов Йоргена. Мать смотрела на стол и беспокойно ерзала на стуле.
Эмиссара между зубами застряла кость. Он взял спичку и ковырял ею в зубах вместо зубочистки. Бабушка съела картофелину и большой кусок селедки, потом она отодвинула от себя тарелку.
Эмиссар молитвенно сложил руки. Остальные тоже сложили руки.
— Спасибо, Господи, за Твою неизъяснимую любовь к нам. За то, что Ты и сегодня напитал нас. Аминь!
Все повторили: «Аминь!» Бабушка смотрела на висячую лампу. Лампа не горела.
— Вы ни о чем нас не спросите?
Мать и Эмиссар не спускали с нее глаз. Руфь разглядывала оставшиеся кусочки. Мясо у селедки было красноватое.
— Наша Руфь начала учиться в педагогическом училище. Государство дало ей ссуду. Она вернет ее, когда начнет работать.
Йорген переводил взгляд с одного на другого. Он слышал, что сказала бабушка, но понял ли он смысл ее слов? Для Йоргена слова «время» и «завтра» были синонимами. Он не всегда понимал, что впереди много всяких завтра.
Эмиссар не спускал с бабушки глаз. У него задрожал подбородок. Уголки губ опустились. Он снял очки.
— Чья это затея?
— Руфь сдала все экзамены. Она очень способная.
Мать начала убирать со стола.
— Отнеси остатки поросенку. — Она кивнула Йоргену, который встал и взял цинковое блюдо.
Эмиссар вздохнул и уперся ладонями в колени.
— И сколько же лет она будет там учиться?
— Четыре года, — как ни в чем не бывало ответила бабушка.
Мать подбросила хворосту под кастрюлю с водой. Затрещал огонь. Руфь смотрела в окно, как Йорген идет к сараю. Он ничего не понял, иначе он не шел бы так легко.
— Это вы вдвоем надумали? — хрипло спросил Эмиссар.
— Надумали или нет, какая разница. Тебе придется смириться с тем, что есть.
— А как же Йорген? Что с ним будет? — спросила мать, стоя у кухонного стола.
— Руфь не может всю жизнь нянчиться с Йоргеном. Такая ноша ей не по плечу.