Седьмая ступень совершенства

Он закрыл глаза и всеми силами постарался уснуть. Он то впадал в мутное забытье, то просыпался и, чуть приоткрыв глаза, посматривал в угол - старуха стояла там. Он опять закрывал глаза и до бесконечности повторял себе:

- Я сплю! Я сплю! Я не сошел с ума!

Старуха исчезла только на рассвете, и только тогда Бухгалтер забылся тяжелым, тягучим сном. Но... в ту же минуту в дверь купе постучал проводник. Подъезжали.

Короче, ночь прошла отвратительно. Лица как такового на Бухгалтере просто не было. Он умылся, стараясь не смотреть на это отсутствующее лицо, к зубной пасте и щетке не притронулся. Стряхнул крошки с груди, но не до конца, и прямо с вокзала отправился по делам.

Он шел по улицам, не таясь, хотя и понимал, что его присутствие в городе уже отмечено. Скоро за ним начали следить, но это лишь вызвало в нем давно забытое, мальчишеское, заядлое чувство, он зашел в несколько случайных магазинов и сделал несколько незначительных покупок. Вообще, он терпеть этого не мог, - делать покупки, - но сейчас даже получил какое-то удовольствие. Он купил несколько зубных щеток, подсвечник в форме рыбы, крошечный словарик корейского языка, мягкую игрушку - непонятного цвета крокодила и детский конструктор "Что нам стоит дом построить". Все это он нес в пластиковом пакете. И с этим большим пластиковым пакетом он зашел в несколько банков и произвел там несколько операций, потом заглянул в ближайшее по дороге интернет-кафе и два часа провел в Интернете.

Далее, он перекусил гамбургером в "Макдоналдсе", взял такси и поехал на дачу.

Дача, в отличие от квартиры, у Бухгалтера была вполне фешенебельной, хотя в бассейне перед домом даже летом никогда не бывало воды.

На участке было холодно. Неуютно. Необжито. И все вокруг сковано закаменелой, ноябрьской стылостью. Еще не разросшиеся деревья, почти саженцы, казались особенно хрупкими, особенно обнаженными, особенно беззащитными... В доме было так же. От ковров под ногами пахло сыростью. Рядом с камином лежало несколько поленьев, Бухгалтер подбросил парочку в камин, но огня так и не разжег.

Мучительно страдая и даже постанывая, он принял холодный душ, переоделся в другую одежду, потом сел перед молчаливым телевизором спиной к двери и стал ждать.

Он не боялся. Единственное, что раздражало, была старуха. Она появилась как только стало темнеть. Обошла дом - он слышал поскрипывание на втором этаже и в соседних комнатах - и притаилась у дверей за его спиной.

Это раздражало, но не более того. В сущности, ему стало безразлично, он уже готов был бросить ей какую-то мелочь, как советовала Евгения, но страшная усталость и закаменелое оцепенение всего вокруг вдруг навалились на него, и не было сил даже потянуться к пиджаку, висевшему на стуле.

...Когда-то, в одну из редких ссор, Седой сказал: "...Я отрежу вам голову, как профессору Доуэлю, не дам ни пить, ни есть - будете только выдавать идеи...". Когда-то он его боялся, но теперь ему совсем не было страшно. Ему было все равно. Да. Абсолютно.

Машина подъехала к дому уже часов в одиннадцать, а может, и еще позднее. Бухгалтер потерял счет времени. В тишине особенно оглушительно раздались шаги - он не запер входную дверь. В комнату вошел Седой, сел напротив. Бухгалтер не смотрел на него, единственное, что выдавало его слабость, был взгляд, направленный куда-то под стол, как будто и сам он не прочь был туда спрятаться.

- Ладно, - сказал Седой. - Не будем ссориться из-за пустяков. Пусть это будет дань гуманизму. Половина издержек за мой счет.

Он положил руку на безжизненную, холодную руку Бухгалтера и похлопал по ней твердо и окончательно.

После отъезда Седого Бухгалтер прошел на кухню и почти машинально, не чувствуя вкуса, съел три банки мясных консервов. Потом вывалил на диван содержимое пластикового пакета - зубные щетки, подсвечник в форме рыбы, словарь корейского языка, ухмыляющегося крокодильчика непонятного цвета и детский конструктор "Что нам стоит дом построить"... Как всегда основательно прочитал инструкцию... В инструкции к конструктору было сказано: "В виду особой сложности желательно, чтобы в игре принимал участие кто-нибудь из взрослых...". Взрослых рядом не было, родители, которые когда-то любили его безмерно, умерли уже давно, жена собиралась в Америку, Алла, его предательская возлюбленная, сама была ребенком и тоже была далеко, так что почти до утра Бухгалтер складывал дом из разрозненных частей: один.

На другой день первым рейсом Седой вылетел в Прагу, где у него была назначена встреча с целым рядом лиц.

В самолете он задремал и дремал так довольно долго. И вдруг его как будто что-то толкнуло, он открыл глаза и увидел довольно странную вещь - по проходу между креслами в сторону туалета прошла старуха в линялом, бумазейном халате, в косынке, обвязанной вокруг головы, концы которой торчали надо лбом наподобие рожек.