Седьмая ступень совершенства

Мелькнула в глубине души трусливая мысль, что лучше было бы, если бы все осталось по-прежнему... Он не любил перемен. Да и что было бы, если бы люди узнали друг о друге все тайные мысли, все самые скрытые пружины? Понятно, что было бы. Распались семьи, разбились дружбы, разбежались компаньоны. И несмотря на то, что в тотальном мире беспорядка, прекрасными островами, возможно, и сверкали бы исключения, они были бы слишком ничтожны, чтобы что-либо изменить в принципе. Так не разумнее ли принимать все, каким оно кажется, когда, процеженно и отфильтрованно, возникает на видимой поверхности то, чему и должно появиться на поверхности... Во имя порядка.

Итак, когда на кухню вошла Евгения, Бухгалтер посмотрел на нее крайне неодобрительно, можно даже сказать, враждебно.

...Бухгалтер вернулся в комнату старухи и лег на диван.

- Положите деньги на стол, - сказала Евгения, заглядывая к нему. - Если хотите, чтобы вас не беспокоили.

- Обойдется, - сказал Бухгалтер. - Вечером я уезжаю, - и повернулся к ней спиной. Под тяжестью его грузного тела ветхий диван беспомощно застонал.

Зойка агрессивно и бесцеремонно гремела кастрюлями на кухне, всем своим видом показывая, кто здесь хозяин, - вся эта история ей жутко не нравилась. Она озабоченно носилась по квартире и даже помыла пол в прихожей. При этом лицо у нее было надутое и обиженное. Она ушла на работу, так и не сказав Евгении ни слова.

Весь день Евгения провела в молчании. Молчала квартира Зойки, бывшая квартира старухи, молчал Бухгалтер за дверью, только диван под ним, когда он поворачивался, тягостно вздыхал, да в трубах иногда деликатно журчала вода. Евгения смотрела из окна во двор, двор-колодец, всегда немного сумрачный, школьники шли в школу, взрослые - на работу... Потом они возвращались - дети из школы, взрослые с работы, и поэтому Евгения поняла, что прошел день.

Наконец Бухгалтер к ней вышел.

- Я уезжаю, - сказал Бухгалтер. - Не преследуйте меня. Я сделаю то, что вы хотите.

И Евгения поняла, что он говорит правду.

На подходе к вокзалу Бухгалтер позвонил жене.

- Ты где? - закричала жена.

- Все в порядке, - сказал Бухгалтер. - Не волнуйся.

- В чем дело? Объяснись! - кричала жена. Голос у нее срывался на незнакомые Бухгалтеру истерические интонации.

- Я прожил с тобой двадцать шесть лет и не догадывался, что у тебя может быть оружие.

- Ты не понял, я объясню! - кричала жена.

- Наташа, - спокойно сказал Бухгалтер. - Ты помнишь нашу молодость? Ты же знаешь, я никогда не любил все эти походы, палатки, костры, гитары, посиделки на кухнях... В таких случаях я никогда не знал, что делать, и чувствовал себя идиотом.

- Я помню... - сказала жена.

- Да, но мне нравилось, когда это делали другие. То что делаешь ты сейчас, мне не нравится.

- Послушай... - начала жена.

Бухгалтер не стал ее слушать.

Он сказал:

- Лучше всего, если ты уедешь, - и повесил трубку.

В комнату быстро вошел Седой, слышавший этот разговор по другому телефону. Жена Бухгалтера с трубкой в руке, из которой все еще раздавались совершенно непримиримые короткие гудки, вся обвисла на стуле, как брошенная одежда.

- Вы все испортили, - сказал Седой. - Я-то думал, вы знаете своего мужа.

- Я... - сказала жена Бухгалтера, от растерянности не находя слов. Я... - в своих очках для чтения с толстыми стеклами она походила на испуганную, больную черепаху.

- Да плевать мне на вас! - безжалостно сказал Седой. - Вы-то здесь при чем... На вас мне плевать!

- Але? - послышался мелодичный голос, и сердце Бухгалтера дрогнуло.

- Я уезжаю, - сказал Бухгалтер.

- До скорого, - промурлыкал телефон.

- Навсегда, - сказал Бухгалтер. И повторил: - Навсегда.

Голос сломался и что-то заверещал, но Бухгалтер его больше не слышал.

...Ехал Бухгалтер один в купе первого класса. Он выпил стакан хорошо заваренного, крепкого чаю и машинально съел пачку печенья со столика, половина этого печенья горой крошек осталась у него в бороде и на груди. Потом он почистил зубы зубной пастой и щеткой, которые купил в киоске на вокзале, но спать лег, не раздеваясь (он вторую ночь спал, не раздеваясь), и выключил свет. Не спал. В темноте мелькали огни... И тут он услышал шорох. Сначала где-то вверху, потом ниже, и вдруг он отчетливо увидел старуху, которая мешала ему спать прошлой ночью. Старуха стояла около умывальника. Она взяла его зубную пасту и зубную щетку и стала чистить зубы. Это было отвратительно, Бухгалтера даже начало подташнивать.

- Пошла вон, - тихо сказал Бухгалтер.

Старуха не реагировала. Он стал искать какой-нибудь предмет, чтобы запустить в эту дрянь, но нащупал на столике лишь обертку от печенья. Он сжал ее в кулаке, скомкал и запустил в старуху. Бумажный комок пробил ее насквозь и ударился в стену. Старуха, видимо, обиделась, но не исчезла, она только переместилась в самый дальний от Бухгалтера, самый темный угол купе.

- Пошла вон, - повторил Бухгалтер и услышал, как жалко прозвучал его голос, задавленный шумом поезда. - Пошла вон! - крикнул он громче. - Я еще не сошел с ума!