Седьмая раса

— Митя, — главврач устало присел рядом. — Я ведь тоже — врач.

— Был, — спокойно сообщил реаниматолог. — Был. Давно. До тех пор, пока не переквалифицировался и не стал облизывать задницы областному начальству.

— Я это делал для себя? Или для больницы? — взорвался главврач. — Ты что, не знаешь? Да если бы я, как ты изволил выразиться, не облизывал им задницы, не омолаживал их жен, не делал аборты их дочерям и не лечил от алкоголизма и наркомании их сыновей, у нас бы до сих пор в операционной потолок протекал, а в урологии пол проваливался! Я уж не говорю про импортное оборудование!

— Петя, только не делай из себя Героя Советского Союза и социалистического труда, — поморщился реаниматолог. — В городской больнице оборудование не хуже, главный лично до сих пор больных ведет, чтобы квалификацию не терять, и по банкетам и фуршетам не шляется. Ты, Петя, половину своей жизни, пока врачом был, не в том месте провел, и только в последние годы собственное признание отыскал. Холуй ты, Петя, а не доктор!

— Да ты! Да я! — Главврач зло крутил головой, не находя правильных слов. — Ты — уволен!

— Удивил! — хмыкнул реаниматолог. — Я тебе сам заявление написал, забыл?

— Вот и сдай дела. Немедленно! — взял себя в руки главврач. — Давай ключи.

— Дела сдают преемнику. Кого ты назначил вместо меня? Где он? — Реаниматолог дурашливо повертел головой. — Преемник! Ау! Ой, какая очередь выстроилась из желающих возглавить отделение реанимации! И спасать людей дедовскими методами, пока губернаторской любовнице очищают кровь для омоложения организма!

— Прекрати паясничать! — взревел главврач. — Открывай капсулу, вынимай девчонку! Это распоряжение Шубина.

— Да пошел ты вместе со своим Шубиным! — поднялся реаниматолог. — Капсулу вскрою, когда из Москвы прибудет лекарство. Сейчас у нас, — он взглянул на часы, — третий час. То есть примерно через пять часов. И ни секундой раньше. И вообще, шли бы вы домой, Петр Петрович. Толку от вас никакого, геморрой один. Извините, мне надо к больному.

— Ты же уволился? — зло и ехидно осведомился главный.

— Но приказ-то вами еще не подписан! — спокойно парировал зав отделением. — Поэтому буду на посту до конца. — И быстро вышел из кабинета.

* * *

В каменном склепе было так тихо, что Ольга слышала дыхание Макса. Не очень спокойное и, как ей показалось, грустное.

Дыхание может быть грустным? — спросила она у себя. И тут же ответила: а каким еще оно может быть в такой ситуации? Наверху — пять трупов. А может быть, и шесть. Они в каменном мешке, без связи с внешним миром. Без воды и еды. Воздух, наверное, тоже скоро закончится. И тогда что, мучительная смерть от удушья? Как в подводной лодке?

При мыслях о лодке снова вспомнился Леша. Тот, давний, из счастливого метельного лета.

Как он погиб? Может быть, так же, как она сейчас, надеялся на то, что спасут? А воздуха становилось все меньше и меньше? А за корпусом лодки бушевал Ледовитый океан? Она не в океане, вокруг нее — мертвый молчаливый камень. А толку? Кричи — не кричи, зови — не зови, никто не услышит… Хорошо, если жив Влад. Тогда, через много дней, сюда смогут пригнать тяжелую технику, поднимут многотонный камень, запечатавший им путь к спасению, извлекут тела, похоронят…

А если Влада тоже убили, то этот каменный мешок станет для них с Бартом местом вечного упокоения. Где, в какой стране замуровывали людей живьем в склепы, заставляя их погибать одной из самых мучительных смертей? Им с Максом грозит такая же. Только она, известная журналистка Ольга Славина, уже никогда не сможет поделиться с людьми своими последними ощущениями: каково это, умирать, похороненной заживо… И никогда не узнает, кто и за что убил близнецов.