Бытует мнение, что публичное сожжение еретиков укрепляет единство Инквизиции, укрощая при этом строптивые умы зрителей-мирян. В идеале – и только.
Именно на похороны Альдред явился в первый раз. Поэтому всё для него здесь было в новинку. Певчие декламировали псалмы на балконе поодаль. Голоса проносились над головами паствы и уходили вверх, под купол.
Туда, где художники изобразили сцены из древности, когда мир стал Равновесным.
Фрески приковывали взор. Наталкивали на размышления о вечном. О времени, которое давно прошло, но здесь – как будто наслаивалось на нынешний день.
Альдред поднял глаза на сюжеты прошлого.
Там Свет и Тьма снизошли к людям с новой истиной. Смертные приняли единственно верную религию, сбросив оковы языческих заблуждений.
Ангелы с белыми и чёрными крыльями вились над священной горой Мидал, строя контрастный оплот Равновесия. Божественный дворец, куда поднимется не каждый.
Чуть поодаль, у алтаря стояло две статуи.
Одна – прекрасная и стройная дева в вуали. На ней было лёгкое платье с глубоким декольте. Руки распростёрты. Само человеколюбие, само благоденствие. На губах застыла милостивая улыбка. Это образ Света.
В народе её называли Светлейшей. Она положила начало Церкви Равновесия.
Сбоку от неё, опираясь руками на меч, стоял дюжий и рослый мужчина в тунике. Короткостриженый, с курчавой бородой. Он глядел строго, будто бы видя паству насквозь. Судья всем живущим.
Это очеловеченная Тьма. Покровитель Инквизиции, которого звали Темнейший.
Богиня-Мать и Бог-Отец. Очень – очень – грубо говоря.
Их союз, как брак мужа и жены, дал новое начало. Новую жизнь в напряженном танцевальном дуэте Хаоса и Порядка.
Хор молил Равновесие о милости к душам тех, кто его защищал ценой жизни. По собору гулял терпкий запах благовоний, вводя в лёгкий транс.
Некоторые идейные инквизиторы действительно чувствовали единение со Светом и Тьмой. Они покачивались, точно устремляясь душой к подножию далёкого Мидала.
Это вызывало у Альдреда опасения. У него в голове не укладывалась такая самоотдача религии. Не из того племени был, чтоб воспринимать веру всерьёз.
Для него она в первую очередь являлась образом жизни, который избрал он постольку-поскольку. Работа есть работа, и не более того.
«В трезвом уме подобное блаженство мне не светит. Я себя хорошо знаю».
И тем не менее, совокупность пения, благовоний, статуй и росписей вселяло в Альдреда едва уловимое чувство внеземного.
Атмосфера прямо располагала к тому.
«Потому что работает. Так задумано».
Он стоял в первых рядах. Позадни – под восемьдесят инквизиторов. Здесь собрались те, кто лично знал усопших. Друзья, сослуживцы, учителя.
Альдреду казалось, ему в этом кругу не место.
«Я их даже не знал. Никого из них. Ни руки не жал, ни слова не сказал. Они ушли, а я остался».
Воля случая куда сильнее внутренних пониманий о правильном.
Тянулось время медленно, точно дёготь с ковша. И куратор убивал его, думая о чем угодно, кроме самой мессы.
Сестра Кайя не явилась. После инцидента её в срочном порядке отправили в лазарет.
Насколько слышал Флэй, у неё сместился один из шейных позвонков. Плюс образовалась пара гематом. Все эти дни она проходила лечение.
Воспитанник её так и не посетил. На то были веские причины.
Бойню пережили только он да ментор. И раз уж последняя оказалась недееспособна, по допросам таскали его.
Даже спокойно к новой работе приступить не давали!
Бюрократия обретала нешуточные обороты. В канцелярии точно хотели плешь проесть. Они раз за разом звали Альдреда, спрашивали одно и то же, слыша всегда одно и то же.
– Как одержимая вырвалась из барьера? Вы что, где-то превысили свои полномочия, брат Альдред? – нудили следователи.
– Вы же не думали, что в Инквизиции все работает, как часы? – Спустя несколько сеансов замученный практик ушёл в пассивную агрессию.
– Говорите по существу. Мы не в детском саду.
Канцеляры мерно записывали показания, затем сверяли их с уже данными, а после задавали вопросы с подковыркой.
– Насколько близко вы подошли к барьеру, когда одержимая забилась в конвульсиях?
«Ой, ля…»
– Стоял на месте. В ступоре. Не каждый день видишь, как мага выворачивает наизнанку.
Им был нужен виноватый. Беспроигрышный козёл отпущения.
Альдреда это не на шутку злило. Упрямый, как баран, им он втолковывал всё, что знал.
– Зря тратите своё время, мужики. И моё до кучи. Если кто виновен, уже помер. А с мертвых спрос маленький.
В конце концов, от него канцеляры отстали. Как понял практик, показания передали Верховным. Те должны были с ними ознакомиться, приложить комментарии, а после – передать пакет документов прямиком в главное ведомство Священного Города.
Чиновникам следовало доработать правила безопасности во время Ритуала Начертания. Но Альдред почему-то сомневался, что головы посетит годная мысль. Да и не перестанут инквизиторы на местах смотреть по ситуации.
«Люди умирали, умирают и будут умирать. Это Инквизиция».
К ним выполз архиепископ Габен – тучный и слегка горбатый. Если б не борода до груди, все бы увидели, насколько у него заплыло жиром лицо.