Седьмая ложь

Эмма присела на диван рядом со мной. При этом брючина слегка задралась, и моему взгляду открылась костлявая лодыжка. Сестра обхватила ладонями кружку с теплым чаем. Я откусила кусочек печенья, и оно оказалось более мягким, чем я ожидала, почти сырым изнутри.

Эмма помолчала, что-то обдумывая.

— Нет, — произнесла она наконец. — Думаю, я не хотела бы этого знать.

— А если бы твой муж был извращенцем? — спросила я. — Тоже не хотела бы? Вот представь: мне стало известно, что он извращенец. Поставь себя на место Марни. Неужели ты не хотела бы, чтобы я сказала тебе об этом?

— Я бы тебе не поверила.

Я выпрямилась, и несколько крошек слетело с салфетки на обивку дивана. Эмма потянулась и смахнула их на пол.

— В каком смысле? — не поняла я. — Почему?

— Потому что, — ответила она и замолчала. — Ох, только не будь такой наивной, — поморщилась она. — Если бы я сказала тебе, что Джонатан ко мне подкатывал, ты бы мне не поверила. Ни на секунду.

— Я бы, по крайней мере, выслушала тебя, а уж потом…

— А потом встала бы на его сторону. Ты же сама знаешь, все говорят, что нельзя бросать подруг ради мужчины, но никто никогда не принимает это всерьез, потому что, когда доходит до дела, все именно так и случается. Дружба — это одно, а любовь — совершенно другое. Она всегда на первом месте. Так всегда было и всегда будет. Может, тебе и хотелось бы думать иначе, но ты бы меня возненавидела.

— Но это же совсем другое дело, — возразила я. — Джонатан был… Он никогда бы…

— Ага! — перебила меня она. — Все так думают. Поэтому не вини Марни за то, что она выбрала его. — Эмма вздохнула. — Когда с кем-нибудь случается что-то плохое, у тебя безотчетно возникает мысль: «Ну уж со мной-то такого бы точно не произошло», словно тоненький голосок шепчет это тебе на ушко.

Я рассмеялась, и с моей футболки снова посыпались крошки.

— Какая роскошь, — сказала я.

Эмма улыбнулась. Мы обе знали, каково это — быть теми, с кем случается что-то плохое. Едва мы вошли в подростковый возраст, счастливое детство кончилось. Все переменилось. Отношения отца с его любовницей стали достоянием гласности, и наша семья примкнула к клану несчастливцев и неудачников. Теперь нас называли «те самые девочки, дочери того самого мужчины». Первой жертвой пала Эмма: она превратилась в «ту самую девушку», худую девушку, девушку, которая перестала есть. У меня погиб муж. Отец переехал к другой женщине. Нашей матери поставили диагноз. Видимо, стоит только начать — стоит только попасть в число «тех самых людей», — как дороги назад больше нет. Нас с Эммой объединяет общая история косых взглядов, секретов, шепотков за спиной. Быть может, именно поэтому мы обе решили затеряться в городе, который настолько велик, что проглатывает тебя, словно песчинку.

— Считаешь, она меня простит? — спросила я.

— Не знаю, — отозвалась Эмма.

— Думаю, да, — сказала я. — Верю, у меня получится сделать так, чтобы простила.

— Ты запишешь его на диктофон и пошлешь ей? — ухмыльнулась Эмма.

Она обожала эту историю.

— Ты обещала не ворошить прошлое! — возмутилась я. Она всегда поддразнивала меня, всегда пыталась ослабить мое внутреннее напряжение. — И — нет.

— Будь у тебя такая возможность, ты бы это сделала, — не сдавалась она. — Я же тебя знаю. Это по-прежнему в твоем духе. Пробраться внутрь незамеченной и спрятаться в шкафу. «Детектив Блэк. Рада с вами познакомиться». А эти твои занятия единоборствами? У тебя черного лайкрового костюма, случайно, нет?

— Он слишком умен, — покачала головой я. — Он не станет говорить ничего такого, что могло бы его изобличить.

— Вот незадача! — рассмеялась она. — Да, я смотрю, ты действительно обо всем подумала.

— Только сейчас, да и то потому, что ты подняла эту тему.

В этом — вся Эмма. Идея ее, а обвиняет она меня.

— Так, спокойно, — сказала она. — Ты сейчас мне все тут крошками засыплешь.

— Но ты считаешь, что в конце концов все уладится? — спросила я.

— Скорее всего. Рано или поздно она очнется.

— В каком смысле?

— Ну, вряд ли ведь это продлится долго? Их брак, я имею в виду?

— С чего ты взяла?

Эмма рассмеялась:

— С того, что слышала от тебя. С того, как он себя ведет. Это его завышенное самомнение и уверенность, что все вокруг ему обязаны, эти его раздражающие фразочки, которые звучат оскорбительно, а он этого даже не понимает! Мне больше всего нравится та история, ну, когда ему в баре нужно было протиснуться мимо какой-то женщины, вместо того чтобы, как любой нормальный человек, сказать «прошу прощения», он просто взял ее за бедра и отодвинул в сторону — помнишь, ты мне рассказывала? — а когда она обернулась и спросила: «Это еще что такое? Что это было?» — а потом распсиховалась, он запаниковал и назвал ее тупой, а она в ответ послала его в задницу. Может, нужно просто почаще посылать его в задницу?

— Ну да, — отозвалась я. — Тогда Марни точно меня простит.

— Хорошая мысль, — заявила она. — И вообще, если другие люди будут регулярно посылать его в задницу, рано или поздно до него что-то дойдет. Просто расслабься. Все как-нибудь образуется.

Что думаешь? На чью сторону ты бы встала? На его или на мою?