Седьмая чаша

А потом я увидел, что снежная опушка на верхней кромке стены нарушена. В этом месте через стену только что кто-то перелез. Я стоял и молча созерцал эту картину. Чтобы перемахнуть через четырехметровую стену, необходимо обладать нечеловеческой силой и ловкостью. В иной ситуации я сказал бы, что это невозможно, но пустой двор и потревоженный снег на стене говорили красноречивее любых слов.

Размышляя о том, что все это может значить, я двинулся обратно. Нужно будет завтра же сказать сторожу, чтобы он насыпал на верхнюю кромку стены битого стекла.

Глава 2

На следующий день я отправился на службу спозаранку. Родителям мальчика, помещенного в Бедлам, было назначено на девять. Информация о деле, которую мне прислали из суда общих тяжб, была хоть и разрозненной, но пугающей. «За поношение истинной веры в припадке безумия», как значилось в предписании, мальчика определил в Бедлам ни много ни мало сам Тайный совет, хотя претензий к парню не высказал даже епископский суд. Значит, дело политическое и, следовательно, в высшей степени опасное. Я попытался успокоиться, напомнив себе, что в любых действиях ни на шаг не отойду от норм и рамок юридической практики, но снова посетовал на судьбу за то, что заниматься этим делом выпало именно мне.

Из бумаг следовало, что мальчик, Адам Кайт, является сыном главного каменотеса и активного прихожанина церкви Святого Мартина, расположенной на Крик-лейн. Я отправил туда Барака, и тот, вернувшись, охарактеризовал тамошнего викария как «ругателя и визгуна».

Это само по себе было неутешительной новостью. Из опыта общения с духовными отцами я вынес убеждение, что они в большинстве своем упрямые, несговорчивые люди, которые вколачивают в собеседника библейские цитаты, как плотник гвозди.

Задумавшись, я по невнимательности наступил в лужу разлитых на мостовой помоев, поскользнулся и едва не упал. Кто-то засмеялся.

Во всех церквях города звонили колокола, возвещая о наступлении Пальмового воскресенья. В последнее время я ходил в церковь, только когда в этом возникала насущная необходимость. В следующее воскресенье я собирался наведаться в дом Божий, чтобы совершить ежегодную исповедь и причаститься. Не могу сказать, что я с нетерпением ожидал наступления этого дня.

Очередной каприз погоды принес оттепель, и Канцлер-лейн развезло не хуже проселочного тракта. Проходя через ворота Линкольнс-Инн, я думал, соизволит ли казначей хоть чуть-чуть раскошелиться, чтобы сделать Линкольнс-Инн неприступным для злоумышленников. Сторожу я, как и собирался, рассказал о том, как накануне ночью едва не столкнулся с незваным гостем.

Холодная капелька вдруг поползла по моему лицу. За ней — вторая, третья… Первый дождь после двух месяцев сплошных снегопадов. К тому моменту, когда я добрался до своей конторы, разразился настоящий ливень, и моя шапка промокла насквозь. К моему удивлению, Барак уже находился в приемной. Он развел огонь в камине и расположился за большим столом, приводя в порядок документы для завтрашнего судебного заседания. Столешница вокруг него была завалена прошениями, письменными показаниями, заявлениями. Красивое лицо моего помощника осунулось, глаза покраснели от недосыпа, щеки покрывала щетина.

— Ты бы побрился, а не то его честь удалит тебя из зала «за неуважение к суду».

Несмотря на мои грубоватые манеры, между нами существовала крепкая дружба. Мы познакомились, работая по заданию прошлого хозяина Барака, королевского министра Томаса Кромвеля. После того как три года назад Кромвеля казнили, Барак стал работать на меня и оказался хоть и нестандартным, но весьма эффективным помощником.

— Ладно, — проворчал он. — Родители писюна-психа скоро придут.

— Не называй его так, — велел я, просматривая подготовленные Бараком бумаги.

Все находилось в идеальном порядке, каждый документ сопровождала аннотация, написанная каллиграфическим, напоминающим вереницу крохотных паучков почерком Барака.

— Ты и в воскресенье сидишь на службе? И вчера наверняка тоже здесь был? Ты явно уделяешь бедняжке Тамазин меньше внимания, чем она заслуживает.

— За нее можете не волноваться, — буркнул мой помощник, встал и принялся собирать гроссбухи и документы.

Я смотрел на него и недоумевал, что могло случиться между ним и его женой, чтобы Барак дневал и, судя по его виду, даже ночевал на службе. Тамазин была замечательной женщиной, такой же энергичной и жизнелюбивой, как сам Барак. Они поженились в прошлом году, хотя произошло это несколько второпях. В связи с ее беременностью. Их сын умер в тот же день, когда родился. Барак продолжал вести себя в обычной для него манере грубоватой непочтительности, но теперь что-то странное звучало в его шутках, а иногда и появлялось в глазах. Я знал: потеря ребенка часто заставляет супругов крепче держаться друг за друга. А еще чаще — разводит.

— Ты видел родителей Адама Кайта вчера, когда они приходили договариваться о встрече. И отца семейства, и его супругу. Что они собой представляют?

Барак повернулся ко мне.