— Уилф лежал на полу — связанный и мертвый. Рот заткнут кляпом. Видевшие труп говорили, что на его вытаращенные от ужаса глаза было страшно смотреть. Кто-то изрезал его ножом, связал и бросил. На бедре была огромная гноящаяся рана, в которой кишели черви. От чего он умер — то ли от раны на ноге, то ли от голода, то ли от холода, — так никто и не узнал.
Мы молчали. Эта смерть была похуже, чем та, которая постигла Роджера. Тапхольм умирал долго и мучительно.
— Если у него началась гангрена, возможно, она его и убила, — предположил Барак.
— Эта потаскуха заслуживает петли, — с неожиданной злостью заявил Гиб.
Я посмотрел на Барака, и тот слегка мотнул головой. Как бы ужасна ни была смерть коттера, она ничем не напоминала убийства Роджера и доктора Гарнея.
Мы прошли по тропинке, уходившей вбок от основной дороги, и она привела нас к одиноко стоявшей избушке — столь же убогой, как и все остальные. Ставни были закрыты, а на двери висел тяжелый замок. Один ставень был расщеплен в самом низу, там, где сосед взломал его. Гиб посмотрел на дом и быстро перекрестился.
— Сейчас принесу ключ. Он у соседа. Я быстро.
Гиб пошел обратно к главной дороге, и вскоре заросли камыша скрыли его. Я окинул взглядом огород. Тот уже начал зарастать, и на грядках уверенно лезли вверх сорняки.
— Это тупик, — проговорил Барак.
— Похоже на то. И все же…
— Что?
— Гиб описал огромную язву. Мне знакома эта фраза или похожая на нее. В последнее время люди часто произносят фразы, которые я каким-то образом знаю. Казначей Роуленд сказал про фонтан крови; человек, который нашел доктора Гарнея, тоже упомянул воду, превратившуюся в кровь.
— Нам и без этих шарад есть о чем беспокоиться, — раздраженно ответил Барак. — Послушайте, давайте скажем Гибу, когда он вернется, что нам нет нужды заходить в дом. И без того ясно, что коттера, разозлившись, убила валлийка.
— Чтобы так убить, нужно очень сильно разозлиться.
Гиб вернулся через несколько минут.
— Пит Ламмас дал мне ключ. Коронер велел ему присматривать за домом. Сам он, правда, не хочет снова туда заходить.
Гиб помолчал.
— Послушайте, сэр, я, пожалуй, тоже туда не пойду. С меня довольно рассказов о том, как там все было. Могу я оставить вас здесь, а вы потом принесете мне ключ?
— Хорошо, — согласился я.
Гиб отдал ключ Бараку, поклонился и ушел. Я все еще был погружен в раздумья. Эти фразы не выходили у меня из головы.
— Дверь прикажете открывать мне? — с нескрываемым сарказмом осведомился Барак.
Не дождавшись ответа, он отпер замок и толкнул дверь. Открываясь, она скребла по земляному полу. Мы, не сговариваясь, отшатнулись, поскольку на нас дохнуло вонью, которая обычно стоит в мясницких лавках, смешанной с запахом пота и грязи. Изнутри доносилось жужжание, словно там вился огромный рой мух.
— Иисусе! — выдохнул Барак.
Мы боязливо ступили в темные внутренности лачуги. Я разглядел очертания стульев, стола и чего-то, что напоминало кучи мусора, наваленные на полу. Несмотря на погоду, здесь было видимо-невидимо мясных мух, вялых из-за холода. Мы то и дело отгоняли их от своих лиц. Барак прошел к ставням и открыл их.
В свете дня открылась грязная комната, охапки сгнившего камыша на полу, полная до краев ночная ваза в углу и повсюду — ворохи тряпья. Потревоженные мухи снова принялись жужжать, некоторые вылетали в окно.
— Гиб сказал, что в язве на ноге у бедолаги кишели черви, — проговорил Барак. — Вот они-то и превратились в мух. Еды здесь для них хоть отбавляй.
Он поддел ногой какую-то тряпку, и из-под нее с раздраженным жужжанием вылетело еще несколько мух.
— Думаю, это его штаны. Взгляните, они разрезаны и буквально пропитаны засохшей кровью. Господи, ну это же надо — изрезать человека ножом и оставить его умирать от гноящихся ран! Это точно какая-то месть.
Я стоял посередине зловонной комнаты и оглядывался.
— Люди коронера, вероятно, срезали одежду с тела, да и бросили, — сказал я. — Взгляни, здесь тоже лоскуты.
— Тут, наверное, уже была вся эта грязища, когда бедного дурака прикончили.
Я посмотрел на стоявшую в углу низенькую кровать. Над ней к глинобитной стене было приколочено дешевое деревянное распятие. Реликвия, оставшаяся от протестантского прошлого бедняги?
— Идемте отсюда, — предложил Барак. — Здесь нет ничего, кроме грязи и тряпья.
— Подожди, не так быстро.
От того, что я так долго находился на ногах, у меня мучительно болела спина и хотелось присесть.
— Это уединенное место, а Тапхольма не очень-то любили. Коли убийцей был кто-то из знакомых Уилфа, он наверняка знал: если посреди зимы связать беднягу и оставить умирать в этой избушке, могут пройти месяцы, прежде чем кто-то обнаружит его.
— Почему вы говорите «он»? Убила наверняка женщина.
— Сомневаюсь.
Я посмотрел на кровавое пятно на полу возле холодного очага.
— Его побороли, возможно, сбили с ног, потом связали, заткнули рот и бросили здесь. Наконец ему разрезали ногу. Пьяная шлюха, которую он выгнал из дома, скорее ударила бы по голове.
— Может, ей хотелось, чтобы он умирал долгой и мучительной смертью? — мрачно предположил Барак.