— Благодарю вас за то, что пришли, сэр, — как можно более покладистым тоном сказал я. — Мне хотелось бы узнать заранее, какие возражения вы выдвинете против нашего иска. Его суть, позволю себе напомнить, заключается в том, чтобы больница регулярно предоставляла отчеты о состоянии юного Адама Кайта, уходе, который ему предоставляется, и оплачивала счета за его содержание из собственных фондов.
«Из тех самых, которые выделяются на содержание пациентов и в которые ты регулярно запускаешь свою жадную лапу, — подумал я. — Это означает, что отныне у тебя будет меньше денег на выпивку».
— Я не собираюсь выдвигать никаких возражений, — пробурчал Метвис. — Люди Кранмера мне уже кое о чем намекнули. Хотя, будь моя воля…
Его прервал какой-то звенящий звук, за которым последовал громкий стон. Все головы повернулись в сторону двери. Старший смотритель Шоумс и два его крепких помощника втащили в вестибюль Адама. Его ноги были скованы цепью, а руки, больше похожие на палки, казалось, вот-вот сломаются в огромных лапах санитаров. Мальчик пытался упасть на пол, чтобы молиться, и громко стонал, когда санитары не позволяли ему сделать это. Шоумс был красным от волнения. Дэниел Кайт прикусил губу, а его жена всхлипнула. Адам, свесив голову на грудь, даже не взглянул на нас, проходя мимо. От него исходил ужасный запах.
Адама усадили на скамью, а помощники смотрителя расположились по обе стороны от него. Люди расступились, стараясь держаться подальше от них, один мужчина испуганно перекрестился. Почему-то в этих декорациях вид Адама был более жалким и пугающим, нежели в палате Бедлама или даже на Лондонской стене. Минни дернулась по направлению к сыну, но Гай успокаивающим жестом положил ладонь ей на плечо и прошептал:
— Не теперь.
— Что за представление! — проворчал Метвис, уставившись на Адама и своих подчиненных.
Шоумс, завидев директора, встал и отвесил низкий поклон.
В неловком ожидании мы провели еще полчаса. От того места, где находился Адам, изредка доносился звон цепей, возвещавший о том, что он снова пытается бухнуться на колени. Гай подошел к парню, надеясь поговорить с ним, но сегодня удача не благоволила ему, и он вернулся ни с чем.
Барак сосредоточенно следил за происходящим.
— Господи Иисусе! — прошептал он, когда Адам предпринял очередную попытку вырваться из рук тюремщиков. — Какой кошмар!
Наконец появился судебный пристав и пригласил всех в зал. Я подошел к стоявшей впереди скамье для адвокатов и положил на нее свои бумаги. Метвис уселся сзади, подальше от Адама и санитаров. Барак, Гай и Кайты заняли места в первом ряду лавок. Из двери, ведущей во внутренние помещения, вышел судья Эйнсворт и занял свое место. Он окинул взглядом зал заседаний, и в тот же миг Адам громко заскулил. Судья перевел взгляд на меня.
— Думаю, мы рассмотрим дело Адама Кайта первым, — объявил он. — Брат Шардлейк?
Я принялся излагать суть своего иска. Судья медленно кивал, а затем метнул острый взгляд в сторону Шоумса.
— Этот несчастный выглядит так, словно вот-вот испустит дух. Вы хоть его кормите?
Побагровевший Шоумс встал, не зная, куда девать руки.
— Иногда он отказывается жрать, ваша честь, и тогда его приходится кормить с ложечки, словно малое дитя. А другой раз — выплевывает все, что у него во рту, прямо на санитаров.
— Значит, вам следует удвоить ваши старания, приятель.
Эйнсворт повернулся к Метвису.
— Сэр Джордж, вы директор. Что скажете в ответ на высказанные претензии?
Метвис поднялся.
— Я готов был бы согласиться с ними, ваша честь, если бы не одно обстоятельство. Я прилагаю все силы к тому, чтобы выполнять свои обязанности наилучшим образом, но в соответствии с существующими правилами в Бедлам принимаются лишь те пациенты, которых можно вылечить, да и то на ограниченный срок.
— Но наверняка некоторые пациенты живут у вас годами и за их содержание платят родственники?
Я вспомнил о смотрительнице Эллен, сказавшей, что она никогда не сможет выйти из Бедлама.
Метвис, казалось, был близок к обмороку.
— Только в тех случаях, когда родственники не могут обеспечить им надлежащий уход, — промычал он.
— И достаточно богаты, чтобы сплавить несчастных вам и таким образом избавиться от них.
Судья Эйнсворт раздраженно постучал гусиным пером по столу.
— Я намерен положить конец подобной практике, хотя обычно такими делами занимается суд по делам сирот и опеки. Но меня беспокоит то, сколь долго может сохраняться подобная ситуация.
Он повернулся к Гаю.
— Доктор Малтон, вы осматривали этого мальчика. Что вы можете сообщить суду?
Гай встал.
— Адам Кайт очень болен, ваша честь. По каким-то причинам, не до конца мне понятным, он решил, что Господь обделил его своей милостью. И все же я полагаю, что сумею ему помочь.
— Значит, его нельзя назвать отъявленным еретиком?
— Ни в коем случае, ваша честь. Но, конечно, я понимаю, что при желании его действия можно интерпретировать и так.
Гай помолчал.
— В интересах общественного порядка ему лучше оставаться там, где он находится, но, с другой стороны, мне не хотелось бы, чтобы он остался в Бедламе на неопределенный срок.