Себастьян, или Неодолимые страсти

— Индия очень изменилась? Все еще такая же голодная, опьяненная богом и усеянная засохшими экскрементами? Когда я была там, очень давно, задолго до вас, задолго до того, как полюбила вас, я чувствовала, как луна моего несуществования становится полной. Больше всего мне запомнился аромат магнолий. Глубокая печаль казалась очень полезной. Быть цельной личностью означало предавать природу. Теперь все иначе, потому что я предала брата, обратившись к вам, я вся с головы до ног во власти великолепной цельнотканой эйфории. В моих мыслях ваши поцелуи одевают меня звено за звеном в кольчугу. Он отослал вас, чтобы спасти меня, а на самом деле это грозило мне гибелью!

— Он умер!

— Он умер!

Получилось так, что эхом отозвавшаяся фраза сделала реальными смерть и разлуку. Неожиданно Констанс ощутила, что у нее подгибаются колени, она распадается, становится бесформенной, у нее хрустят суставы. Она упала на кровать и потом сколько-то времени пролежала в доверчивых объятиях Сильвии, испытывая нарастающее напряжение, от которого когда-то пыталась «убежать в Индию». Сильвия целовала ее со всей осторожностью страстного отчаяния, вот-вот перейдущего в восторг. А Констанс не могла не удивляться тому, как сильно ее тянет к Сильвии. Словно гравитационное поле окружило их, определяя неизбежность обремененных печалью ласк. Казалось, их слезы и вздохи исходят из некоего общего источника любви и грусти, и, лишь ощутив ладонь Сильвии сначала на своей груди, а потом в заповедном месте, Констанс очнулась, пришла в себя и оказалась перед демонами выбора. Может ли она пойти на это и утолить любовь прекрасной незнакомки? Уже задавая себе этот вопрос, она поняла, что готова на все и ее собственные поцелуи становятся горячее, покорные волшебным чарам Сильвии. Хватит о Нарциссе! Она была в ужасе от сильного чувства, завладевшего ее сердцем, и даже сама не совсем понимала, что это всего лишь реакция на смерть Шварца. Это из-за нее Констанс потеряла самообладание, а вместе с ним и способность оценивать ситуацию. Она потерялась, утонула, если можно так сказать, поэтому теперь льнула душой и телом к Сильвии, словно та была спасательной шлюпкой, радуясь тому, что может владеть хрупким телом, изящными руками и тонкими выразительными пальцами. Да и быть любимой казалось ей сущим раем после всего пережитого.

Некоторое время две несчастные, измученные женщины соединялись в любви, чтобы обрести силы для жизни в бесчувственном мире. Наслаждаясь лихорадочными ласками, они стали глухи к доводам науки и разума. Вот уж Шварц заинтересовался бы подобным счастливым развитием событий, вызванным лишь потрясением из-за его смерти и ничем больше. Вновь любовь явила себя в одном из множества своих обличий.

— Ты опять уедешь, чтобы успокоиться? — спросила Сильвия. — Пожалуйста, возьми меня с собой! Я больше не вынесу разлуки! Констанс, возьми меня с собой!

Об отъезде, словно отзываясь эхом, заговорили и друзья Констанс. В конце концов, Францию уже освободили, хотя до прежнего великолепия ей было еще далеко. Сатклифф повторил вопрос, потом Обри, в свою очередь, озвучил его. Ни дать ни взять снежный ком. Лорд Гален тоже внес свою лепту!

У Констанс накопилось отпусков на целое лето, а то и больше, да и Блэнфорд окреп достаточно, чтобы подумать об отдыхе на юге, Сатклифф ждал назначения на должность… Так и получилось, что они встретились возле экспресса-ветерана, отправлявшегося в Авиньон, — обслуживавшего всю восточную часть Средиземноморья. Потом заняли целый столик в удобном вагоне-ресторане.

— Можно рассчитывать на «Кентерберийские рассказы»? — спросил Обри Блэнфорд. — Пилигримы отправляются в путь!

Однако Сатклифф с иронией заметил, что это больше похоже на исход беженцев.

— Среди нас ни одной семейной пары, все одиноки, несчастны, все сами по себе. Интересно, это еще одно начало или конец? Итак, зерно покидает руку земледельца.