Оставлять ее расхристанной — не позволяет совесть. А уж дальше пусть сами решают. Надумает Елена прямо сейчас менять постельное бельё — флаг ей в руки. Разворошит снова. Нет, так нет. Кто знает, какие указания ей даёт Виктор, который… который уже не просто настораживает своей отстраненностью и немногословием, а слегка пугает. Как и тем, что я совершенно теряюсь, стараясь его прочитать.
Он второй день ведет себя будто незнакомец, а не тот мужчина, что выиграл у меня в шахматы желание и попросил называть себя Витей, и от этого факта подкидывает. Да так, что хоть на стену лезь. Арский в амплуа затаившегося громовержца выворачивает душу наизнанку.
— Доброе утро, — поздороваться с Ольгой, первой замечающей мое появление на кухне и обращающейся по имени-отчеству, получается вполне естественно.
Как и улыбнуться.
Симпатичная женщина сорока пяти — сорока восьми лет настолько открыто излучает радушие и положительные эмоции, так по-матерински душевно пытается положить на мою тарелку всего повкуснее и побольше, и так откровенно возмущается моей худобой, обещая исправить это недоразумение, что я сама от себя не ожидаю, как перестаю постоянно фокусироваться на молчаливом хозяине дома, чье странное поведение помощница по хозяйству словно не замечает, и постепенно выдыхаю скопившее за утро напряжение.
За первым блином с творогом с удовольствием уминаю второй, а потом и третий, пока добрая хозяйка кухни наливает мне вторую чашку чая. И в отличие от Виктора, сидящего с ножом и вилкой, я, наплевав на все правила приличия, ем руками.
Мне так удобнее и вкуснее. А кому не нравится — пусть не смотрит. Решаю для себя и слегка теряюсь, когда натыкаюсь на потемневший свинцовый взгляд, внимательно наблюдающий за тем, как я, забывшись, облизываю масляные пальцы…
— Что? — спрашиваю одними губами, не торопясь прерывать своё невежество. Спалилась, так что уж теперь. Пусть видит.
И снова теряюсь, замечая, как уголки губ Виктора слегка дергаются вверх.
Ну слава богу, не совсем замороженный. Комментирую его преображение и… тянусь за четвертым кружевным наслаждением.
Хочется.
— Наелась? — уточняет мужчина минут через пятнадцать, когда я, чувствуя себя обожравшейся листьев гусеницей, довольно отваливаюсь от стола и облокачиваюсь на спинку стула.
— Угу, — соглашаюсь, отодвигая от себя подальше пустую тарелку, и вытираю губы и руки салфеткой. — Обожаю блины, особенно те, что не приходится печь самой.
Кидаю откровение, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Я запомню, — совершенно серьезно отвечает на мою реплику Арский и кивает в сторону выхода, — поговорим?
Ну вот и время казни подкралось.
Печалюсь мысленно и, поблагодарив Ольгу за прекрасный завтрак, поднимаюсь из-за стола. В кабинет вхожу вслед за хозяином. Неторопливо. Старательно сдерживая внутренний мандраж и подавляя в себе чувства котенка, нашкодившего в хозяйские тапки и потому жмущегося в угол.
В глубоком кресле располагаюсь с удобством. Помирать, так с музыкой. И, пока Виктор перекладывает на столе какие-то бумаги, осматриваюсь.
Светло-серые деревянные панели в отделке и черная сборная мебель из непонятного плотного материала, светлый пол и потолок, темные тканевые жалюзи на окнах. Много коричневых кожаных папок и… идеальный порядок.
Да, кабинет — реальное отражение личности хозяина. Строгий, лаконичный, часто мрачно-непробиваемый, но однозначно со светлой душой, которая открывается немногим и быстро захлопывается, если допустить ошибку.
— Что это? — уточняю, когда Арский без каких-либо комментариев выкладывает на стол передо мной распечатанный и уже прошитый документ, а поверх него гелевую ручку.
— Договор, — дает он малопонятное объяснение.
— И в чём суть? — прищуриваюсь, глядя в спину мужчину, пока тот неторопливо отходит к окну и занимает хозяйское кресло.
Наклоняться, брать в руки и вчитываться в бумаги не спешу. Во-первых, не предлагали, во-вторых, мне кажется, что я и не должна этого делать.
А вот почему?..
— Помнишь, Ве-ра, мы с тобой вчера говорили о доверии? — отвечает Виктор сразу на оба вопроса, озвученный и мыленный. — И ты сказала, что ко мне его испытываешь.
— Помню.
Произношу с коротким кивком и сцепляю увлажнившиеся ладони в замок.
— Сейчас ты готова это повторить?
— Готова.
— А подтвердить действием?
Ого.
Перевожу взгляд с нереального серьезного мужчины на лежащие передо мной бумаги и вновь вскидываю его вверх, чтобы утонуть в серых глазах.
— Ты хочешь, чтобы я подписала этот документ? — спрашиваю, чуть склоняя голову вбок.
— Верно, — отвечает неторопливо, делает паузу и… — но с одним условием.
— Каким? — проглотив нервный ком, задаю вопрос.
Сердце уже предчувствует расставленную ловушку и ускоряет бег, норовя прорваться к горлу, чтобы сбежать куда подальше.
— Ты подпишешь его, не читая.
Что?!
Смотрю в глаза Виктора.
Он смотрит в мои.
И, кажется, мы оба забываем моргать.
— Предлагаешь купить мне кота в мешке?
Не выдерживаю тишины первой.
— Хуже, Ве-ра. Предлагаю сделку. Онли-сделку.
— Не понимаю, — мотаю головой. — Я — юрист, но такого термина раньше никогда не встречала.