— Ирк, это ведь работа. — Максим посмотрел ей в глаза. — Моя работа. Знаешь, как у врачей или милиционеров. Иногда складываются ситуации, когда праздник перестает быть праздником. Тут уж ничего не поделаешь.
— Ты хоть позвони, — улыбнулась через силу жена.
— Обязательно. — Максим еще раз чмокнул ее в щеку. — А где Сережка?
— С подарками возится, — она махнула рукой.
Проснувшись сегодня утром, трехлетний Сережа обнаружил под елкой красивую коробку с электрической железной дорогой и сейчас собирал ее, старательно прилаживая крохотные рельсики один к другому.
— Сереж, иди поцелуй папу, — крикнула Ира.
В ответ из детской послышался какой-то бубнеж.
— Да ладно, пусть играет. — Максим махнул рукой. — Его сейчас за уши от этой железной дороги не оттащишь. В конце концов, он столько мечтал о ней.
В дверь позвонили. Максим открыл и увидел на пороге сержанта-водителя. Выглядел тот бодрым и румяным, хотя особого мороза на улице не было.
— Товарищ полковник, машина у подъезда, — сообщил сержант.
— Ладно, иди, Паша, я сейчас спущусь. — Максим натянул ботинки, шинель и фуражку.
— Ты бы эту свою… папаху надел, — сказала Ира. — И так волосы лезут. Скоро совсем лысым станешь.
— А ну ее, — махнул рукой Максим. — Не люблю я этот колпак. Ладно, поцелуй Сережку за меня. Я скоро вернусь.
Он еще раз чмокнул жену в щеку и заторопился вниз, где у подъезда его ждала черная «Волга».
Минут через сорок сонный санитар, молодой одутловатый парень в замызганном халате и прорезиненном фартуке, открыл Максиму дверь больничного морга. Пухленький, светловолосый, тягуче-медлительный, похожий на огромную глубоководную рыбину, он жмурился, пытаясь отогнать настырную сонливость.
— Рановато вы, — пробормотал санитар, позевывая и прикрывая рот ладонью.
— Для начала, здравствуйте, — сухо ответил Максим.
— Здрасьте, — ухмыльнулся парень. — Пардон, не признал начальство.
— А пора бы признавать. — Максим шагнул в больнично-кафельный коридор. За спиной глухо хлопнула дверь, клацнул засов. — Эксперты еще не приехали?
— Никого еще нет, — ответил парень и зевнул еще раз. Широко, с аппетитом, давая понять, что Максим в своем огороде, конечно, большое начальство, но ему, санитару, на полковника, в общем-то, плевать. Военные — не милиция, а стало быть, и стелиться перед ними нечего. Не баре.
«И в сущности, он прав. Ну да ладно, — подумал Максим. — У этого парня своих забот полон рот. Представляю, каково ему спится здесь, в окружении трупов. Не боится ведь, что встанут ночью да схватят за глотку».
— Пойдемте, — кивнул санитар. — Вы ведь за тем жмуриком, которого вчера вечером доставили, верно? Ну и пойдемте.
Парень пошлепал галошами, надетыми на зимние итальянские ботинки, а Максим зашагал следом, обдумывая, что же ему делать дальше, после осмотра тела. Ждать экспертов? Или поехать в прокуратуру? Хотя в прокуратуре, наверное, сейчас никого нет. И за каким чертом понадобилось осматривать труп именно сегодня?
Служитель морга остановился перед мощной стальной дверью, примерно такой же, какие можно увидеть в бомбоубежище, повернул рычаг и потянул створку на себя. Петли издали странный утробный рев. Не скрип, как нормальная дверь, а именно вибрирующий гул, похожий на горловое рычание.
— Здесь он, жмурик ваш, — пробормотал парень.
— А вещи его где? — спросил Максим, озираясь.
— А вещи его вчера еще сыскари забрали, — едко хмыкнул санитар, а в голосе его отчетливо прозвучало недосказанное: «И на тебя, полкаш, они клали с высокой башни».
— Понятно.
Из дверного проема валил пар. В коридоре было довольно прохладно, но здесь, в холодильном отделении, температура оказалась градусов на пятнадцать ниже. Максим зябко повел плечами. Санитар же только усмехнулся.
Трупов было много. Бело-синие, окоченевшие, они лежали повсюду. На многоярусных полках, на полу, на столах, двоих устроили на широких подоконниках, а одного так и вовсе положили на три сдвинутых вместе стула.
— Отказников много, — пояснил парень в ответ на недоуменный взгляд Максима. — Хоронить-то нынче дорого, вот и отказываются. Старики в основном, бомжары. Ну и другие разные. Вон он, ваш жмурик, валяется на полке.
Максим подошел к указанному стеллажу и наклонился над телом. Парнишка был совсем молодой, девятнадцать, не больше. Левая нога трупа представляла из себя месиво из раздавленного мяса и костей от стопы до самого колена. Максим наклонился еще ниже, едва не задев головой верхнюю полку. Волосы парня были залиты кровью, черной, запекшейся. На мгновение ноздри Максима широко раздулись. Ему показалось, что он почувствовал запах, запах тления, всегда сопровождающий смерть. Максим втянул воздух еще раз. Нет. То есть, конечно, неприятный сладковатый трупный аромат все-таки присутствовал в холодильной камере, но он скорей был неотъемлемой частью морга, пропитавшей здесь все. Стены, пол, потолок. Полки, на которых безвольно застыли мертвецы, задравшие подбородки вверх, словно предъявляя их как пропуск тому, кто встречает души в чистилище. Но тем не менее это не был запах, исходивший конкретно от одного трупа. От молоденького солдата.