Сделка

— У нас, — объяснял на ходу врач, — реабилитационное отделение маленькое, да и хирургия, в общем-то, не лучше. Лекарств не хватает, доктора все либо поувольнялись, либо в отпусках без сохранения. — Он хмыкнул, помолчал и добавил: — Даже не знаю, зачем этих двоих сюда прислали. Их же всех либо в полевых госпиталях зашивают, либо уж в Москву, в Бурденко. Там госпиталь классный: и медикаменты есть, и доктора обученные.

— А у вас необученные? — поинтересовался Максим тускло.

— И у нас обученные, — дернул худощавым плечом доктор. От этого движения вся его фигура словно встряхнулась. Максиму даже показалось, что он. слышит, как затрещали одна о другую кости доктора: ребра, позвонки, суставы. — Но наших-то учили на древнем оборудовании, лекарства опять же те еще. Рынок медикаментов обновляется, оглянуться не успеваешь. Одних антибиотиков за последний год штук десять новых появилось. А мы все по старинке. Анальгин — игла — нитки. Да здесь и условий никаких для приема подобных раненых.

«Потому-то они и живы, — подумал Максим. — Проглядел Саликов этих двоих. Думал, наверное, что никого в живых не осталось после той мясорубки, о которой говорил Лемехов. Не уследил. Может быть, и узнал потом, кинулся искать, да поздно. Концов уже не найдешь. И хорошо. Если бы нашел, не жить бы этим двоим. Убили бы. Здесь же, в госпитале. Устроили бы что-нибудь. Какую-нибудь подлость вроде смертельной инъекции. Повезло ребятам. Возможно, люди Саликова проверили наиболее вероятные больницы да госпитали, ну и решили, что раненые Богу душу отдали. Повезло этим двоим».

— Но повезло этим двоим, — словно прочитав его мысли, произнес врач. — Честно, повезло. Думаю, они не дважды заново рожденные, а трижды. Первый раз — когда матери рожали, второй — когда из этой мясорубки живыми выбрались, ну а третий — здесь. На их счастье как раз из Москвы комиссия пожаловала, нам и медикаменты подбросили, и препараты разные. Так что ребята как раз вовремя подоспели. Их сразу на стол, мужик какой-то из комиссии зашел, головой покачал, языком поцокал, но больше двух минут не сдюжил. Убежал. А привезли бы денька на три пораньше, и преставились бы, пожалуй.

«Вот тебе и сбой, — размышлял Максим. — Тот самый сбой, которого никто не в состоянии предусмотреть. Ни Саликов, ни иже с ним».

— Здесь, — указал доктор, толкнул дверь и вошел. — Мы ведь, — договорил он, уже входя в палату, — хотели их в разные палаты положить — офицер все-таки с рядовым, — так лейтенант ни в какую. Впрочем, ничего странного тут нет. Он ведь паренька этого, солдатика, прямо из-под огня вытащил.

Палата оказалась на удивление большой, наверное, коек на шесть. Но стояли всего две, обе рядышком, у самого окна. Максим подошел ближе, осмотрелся. Кнопки для вызова сестры, вмонтированные в панели над железными дужками в изголовье, небольшие ночники, у кровати солдатика, который лежал, отвернувшись лицом к окну, алюминиевые костыли. Лейтенант, подогнув ноги, читал газету, придерживая ее правой рукой.

— Так, бойцы, — громко и преувеличенно бодро сказал врач. — К вам посетитель.

Лейтенант медленно повернул голову и тяжело уставился на Максима. Взгляд раненого казался пустым, остывшим. Максим почему-то подумал, что тот решает, не послать ли гостя подальше. Однако лейтенант только кивнул молча и вновь углубился в газету. Будто отгораживаясь от всего мира, и от незваного посетителя в частности, этим тонким бумажным листком.

Максим испытывал некоторую неловкость. Как обращаться к раненым? По званию, по имени-отчеству? «Пожалуй, — решил, — по имени-отчеству будет лучше».

— Олег Борисович, я — военный прокурор Латко Максим Леонидович.

Лейтенант снова кивнул, не поворачивая головы. На лице его не отразилось ни любопытства, ни облегчения — ничего. Только та же угрюмость, какая-то почти звериная настороженность.

— Мне нужно поговорить с вами, Олег Борисович. Разрешите присесть?

Лейтенант дернул плечом, закутанным в плотный кокон бинтов, что, видимо, должно было означать: «Присаживайтесь, если хотите».

Максим взял у противоположной стены стул, придвинул к кровати и сел.

— Олег Борисович, я, собственно, к вам по делу. — Он открыл папку, вытащил бланк протокола допроса, быстро вписал звание, фамилию, имя, отчество лейтенанта. — Вы ведь, — он поднял голову и наткнулся на злой, острый взгляд лейтенантских глаз, — из разведроты воинской части номер такой-то? Я ничего не путаю?

— Ничего, — хрипло ответил тот, и Максим четко различил звенящее в голосе офицера бешенство.

— Ну и хорошо, что не путаю. — Максим примирительно улыбнулся. — Олег Борисович, у нас есть сведения, что солдат вашей роты используют сейчас для проведения какой-то махинации. Мы пока не можем сказать точно, в чем она заключается, но в свете вышеизложенного мне необходимо снять с вас показания о том, что произошло с разведротой в ходе боевых действий в Чечне.

— Наши солдаты, — медленно проговорил лейтенант, — не могут использоваться ни в каких махинациях, потому что они погибли. Все до единого. Остались только мы двое. Больше никого. Ни одного человека.