Сделка

Женщина помолчала, затем выдохнула:

— Ты только смотри осторожней, себя береги.

— Да ну, Ира, ты о чем? — деланно засмеялся Максим. — Ведь взбредет же такое в голову. Успокойся, ничего со мной не случится. Это я так, для перестраховки. Скорее всего ничего и не будет, но знаешь, на душе все-таки полегче.

— Хорошо. — Ирина помолчала секунду и спросила: — С сыном поговоришь?

— Извини, времени в обрез. Все, пора. Не мешкай ни секунды, уезжай прямо сейчас. Бери Сережку и давай.

Мать Ирины, любимая теща Максима, жила в Киеве, и он надеялся, что там жену и сына вряд ли сумеют достать. По крайней мере у противника не будет времени устраивать спектакли с похищениями и прочими вещами. Другое дело тут.

Он вышел на улицу, плюхнулся в «Волгу» и захлопнул дверцу.

— Куда ехать, товарищ полковник? — спросил Паша, нажимая на педаль газа.

— Давай-ка, браток, для начала в госпиталь.

— В наш? — поинтересовался водитель.

Глава тридцатая

 Проскурин прошелся по дворам, посмотрел, нет ли кого поблизости. Петляя по темным закоулкам, то и дело оглядываясь, прислушиваясь к торопливым шагам одиноких прохожих за спиной, он вдруг подумал о том, что стал уже совсем не тем, каким был прежде. И чутье подводит, и глаз, видать, замылился от долгого сидения за столом. Не заметил же в сквере этакую гоп-компанию.

Чуть-чуть пошатываясь, умело притворяясь как следует принявшим на грудь пропойцей, он вошел во двор, где утром оставил свою «пятерку», и заковылял к самому дальнему подъезду, пьяно задирая голову, глядя на темные прямоугольники окон, мурлыча довольно громко и бессвязно какой-то варварский мотивчик.

«Пятерка» стояла на месте. Рядом вроде бы никого не было, да и в окнах подъездов он не заметил подозрительных теней. Майор прошел в дальний конец двора и потоптался возле двух пахучих мусорных ящиков, старательно прислушиваясь. Тихо. Может быть, машину нашли, а может быть, нет. Собственно, зачем им машина? Машина — не он. Наверняка у убийц хватило ума сообразить, что на этой колымаге он, Проскурин, больше ездить не станет. Значит, бросил. Загнал в темный уголок и оставил до лучших времен, если такие, конечно, наступят.

Проскурин потопал обратно, смачно чертыхаясь, размышляя о том, надежно ли укрыл ипатовскую «шестерку». Прикинул, что вроде бы ничего. В темноте, во всяком случае, ее вряд ли заметят, а к утру надо будет отогнать в местечко потише. Сегодня ночью он рассчитывал еще прокатиться кое-куда. Поискать асфальтовую дорожку, ведущую от шоссе к заброшенному заводу, складу или чем уж это там окажется. Хотя, конечно, долго на машине Ипатова разъезжать нельзя. Возможно, хлопчики Сулимо догадались прихватить Ивана и заставили его заявить об угоне.

«Вот на тебе и еще один «хвост» повис», — невесело усмехнулся Проскурин.

В следующее мгновение он напрягся, потому что впереди, в узком переулке, под одной-единственной лампочкой, дающей свет настолько тусклый, что лучше бы его и вовсе не было, мелькнула плечистая тень. Кто-то сворачивал с улицы во двор. Майор замер, а затем, прикинув, что от плечистого его все еще отгораживает тусклая лампа, торопливо сделал два шага назад и нырнул в тень, за угол, повернулся к стене и сделал вид, что справляет нужду. При этом он продолжал что-то бормотать себе под нос, ругаться матерно и следить краешком глаза за тем, как поведет себя широкоплечий.

Человек ступил в узкую полоску света, и целую секунду Проскурин мог видеть его совершенно отчетливо. Здоровый, крепкий, из. породы бультерьеров, парень. Тяжеловат, правда, чуток, но, в общей, в порядке. Спортсмен, наверное. Плечи — косая сажень, тяжелый подбородок, короткая стрижка, бычья шея и кожаная куртка, джинсы, на ногах кроссовки, несмотря на слякоть.

Проскурин подумал, что парень скорее всего попытается зайти со спины. Но тут, пожалуй, справиться можно. Если он один, то как-нибудь совладаем. Легким движением майор сунул руку за отворот пальто, вытащил пистолет и переложил в карман. Сжал покрепче пальцами ребристую рукоять. Надо бить сразу в переносицу.

«А потом? — подумал он. — Кудадальше-то? В этот тусклый переулок? А если снаружи его поджидает еще парочка? Тогда все… Тогда попался. Интересно, есть ли из двора еще какой-нибудь выход? — Утром Проскурин такового не заметил. — Ну, в самом крайнем случае, — решил он, — выстрелю по ногам».

Плечистый тяжело прочавкал кроссовками под арочкой, остановился в двух шагах от «пошатывающегося алкаша» и внятно сказал:

— Ты, козел, а ну давай отсюда! Не х…я тут!

Проскурин покачнулся, уперся рукой в стену, с деланным испугом взглянул на обладателя мощных бицепсов. И едва не рассмеялся. Мальчишка ведь, совсем пацан. Лет девятнадцать, наверное, не больше. Волнение — штука прескверная. Отвратительная, надо сказать, штука, волнение.

— Все, все, командир. Уже ухожу, — бормотнул он, пьяно сбившись, сделал вид, что застегивает штаны, и нетвердой походочкой побрел через арку.

Здоровяк еще некоторое время смотрел ему вслед, затем повернулся и пошел к подъездам.

Оказавшись у ограды больницы, Проскурин вздохнул и покачал головой.