Проскурин с облегчением подумал о том, что хватило у него ума оставить полетную карту на вокзале, в камере хранения. Если его и схватят сейчас, то скорее всего сразу не убьют. Да и инкриминировать ему особенно нечего. Пушка у него при себе только служебная. А вся та лабуда, которую на него понавешали… Так от нее и отмотаться можно. Стоит потянуть время, а там, глядишь, появится шанс. Но в любом варианте сдаваться просто так на милость победителя он не желал.
Проскурин скатал документы трубочкой, засунул в карман пальто и неторопливо поднялся, отряхнулся. Скамейка оказалась не очень чистой, хотя и снежком припорошенной, но все равно.
Фээскашник протянул Ивану руку:
— Ладно, Иван, спасибо за то, что помог.
Ипатов пожал ее.
— Ну, пойдем, Ванюш, до остановки тебя провожу, — вдруг весело, панибратски завопил майор.
— У меня машина, — промямлил Ипатов, потерявшись вконец. — Тут неподалеку припаркована.
— Значит, до машины и провожу, — так же весело гаркнул Проскурин. — Пойдем, пойдем, а то не виделись сто лет, будем теперь друг на друга дуться.
Он повернулся, подхватил Ипатова под руку, второй рукой, повернувшись вполоборота к глазевшей на них старушке-голубятнице, вытащил из кармана нож, выщелкнул лезвие и тихо пробормотал:
— Извини, Ваня, ты мне другого выхода не оставил. Давай, пошел. Где ключи от машины?
— У меня, — вдруг спокойно, словно покорившись судьбе, ответил Ипатов. — В кармане. Достать?
— Не суетись, сам достану. — Проскурин запустил руку в карман плаща Ипатова и вытащил ключи. — Хорошо, Ваня. Я ведь не из-за машины, пойми. Мне живым уйти нужно.
Они зашагали через сквер, медленно, словно прогуливаясь. Ни дать, ни взять — два старых приятеля. На ходу Проскурин пытался оценить ситуацию. Он обернулся и сразу же заметил идущего следом парня, высокого, плечистого, в кожаной куртке и слаксах. И узнал его моментально. Он видел этого молодца на вокзале, у игровых автоматов. Значит, до камеры хранения они не добрались.
Тут Проскурин был спокоен. Если бы автомат, полетная карта и все прочее оказалось в руках убийц, Сулимо не стал бы особенно с ним церемониться. Грохнули бы его, пожалуй, вот хоть и сейчас. Догнал бы их этот парень и ткнул бы ему, Проскурину, ножичком в спину. Или выстрелил бы бесшумным лезвием. Странно, правда, что хлопчик один. Почему-то больше никого не видать… Боятся убить его при Иване? Или все-таки намерены взять живым?
Проскурин еще раз быстро оглянулся. Парень нагонял. Он шагал метрах в семидесяти позади, беззаботно поглядывая по сторонам, словно обычный прохожий, торопящийся по своим делам.
— Давай-ка, Иван, пойдем побыстрее. Что-то мне фокстерьер не нравится, который сзади топает. — Они зашагали быстрее, приноравливаясь к шагу парня. — Где машина-то твоя, Брут?
— Вон там, у самого выхода из сквера припаркована.
— Хорошо. Кстати, что ты там насчет библиотеки говорил?
— Сходи в библиотеку, газеты почитай. За декабрь и за первые дни января. Короче, по сегодняшнее число. Или вы там, в своем Шахтинске, вообще загнили, ничего не знаете?
— А чего мы не знаем?
— Ты сходи посмотри, сам поймешь.
Они были уже шагах в сорока от того места, где оградка сквера кончалась, а за узеньким тротуарчиком начиналась проезжая часть, и Проскурин заметил наконец светло-зеленую «шестерку» Ипатова. Он в третий, и последний, раз глянул через плечо. Парень сократил расстояние шагов до тридцати. И тогда Проскурин, оттолкнув Ипатова, побежал. Тот взмахнул руками, заскользил по подернутому ледяной корочкой асфальту и грохнулся на спину. Жидкая грязь брызнула из-под светлого импортного плаща. Но покатился Ипатов именно так, как и рассчитывал майор — под ноги настигающему убийце. Широкоплечий моментально, словно хорошо выдрессированный конь, перешел с шага на рысь, перескочил через чертыхающегося Ипатова и бросился следом.
Проскурин бежал, активно работая локтями. Получалось, правда, не так элегантно, как у преследователя. Тяжеловат стал, располнел маленько. К тому моменту, когда он выскакивал из сквера, убийца приблизился шагов на двадцать. Проскурин в три прыжка пересек тротуар, вставил ключ в замок двери и повернул. А широкоплечий был уже рядом и протягивал руку, чтобы ухватиться за воротник проску-ринского пальто. Тот, не раздумывая ни секунды, резко распахнул дверцу, ставя между собой и убийцей эту, в общем-то, не слишком надежную, преграду. Кожано-слаксовая фигура впечаталась в дверцу мгновением позже. Рука, уже болтающаяся в воздухе и почти касающаяся лица Проскурина, мгновенно исчезла. Широкоплечий переломился пополам, а майор, потянув дверцу на себя, ударил его ногой, от души, снизу вверх, умело и сильно, как учили когда-то. В последний момент, несмотря на страшную боль, парень успел вскинуть руку, смягчая удар, но все равно получилось неплохо. Убийцу отшвырнуло метра на три в лужу, в жидкое месиво, из-за песка и соли живо напоминающее дерьмо, и он грохнулся на спину, а затем затылком об асфальт. С хрустом, удачно.