Сделка

Замечательно. Проскурин поднялся и полез, словно змея из старой шкуры, через салон к передней двери. Народ начал толкаться, пробираясь к выходу точно так же, как и он. На задней площадке загомонили. Громко, призывая в свидетели стоящих рядом. Головы, как по команде, — на крик. С интересом, жадно: а вдруг что интересненькое?

— А вам что, трудно ответить?

— А я обязан вам отвечать?

— Я же вас по-человечески спрашиваю…

Проскурин зевнул и отвернулся. Скучно. По морде бы дали друг другу, что ли, чем просто так лаяться.

Выйдя на привокзальную площадь, он потоптался возле коммерческих ларьков, купил пачку «Стиморол», забросил кубик в рот, с удовольствием почувствовав, как сладко-горький ментол сметает с языка вкус прошедшей ночи, и затопал к зданию вокзала. Заплатив пять тысяч за вход, Проскурин прошел в зал ожидания и, устроившись в пластиковом замурзанном кресле, открыл тетрадку. Оглянулся. Пара ребят есть, но не в пальто. Пассажиры? Понаблюдал с минуту. Спокойные. Один дрыхнет в кресле* второй ест у буфетной стойки. Но этот стоит спиной и даже не шелохнется, не оборачивается. Третий пялится в телевизор и, как и первый, нет-нет да и клюнет носом. Проскурин успокоился и принялся за работу.

Человек, стоявший чуть в стороне, у буфета, высокий плечистый парень в шоколадного цвета кожаной куртке и вишневых брюках, повернулся и посмотрел через зал на ссутулившегося, вроде бы дремлющего беглеца. Присмотревшись, парень тут же сообразил, что тот вовсе не дремлет, как ему показалось сначала, а пишет. Несколько секунд плечистый сверлил взглядом лысину и ободок рыжих волос на затылке, а затем отвернулся. Выждав пару минут, он словно невзначай передвинулся влево, так, чтобы оказаться к беглецу вполоборота и краем глаза держать его в поле зрения.

Допив мерзкий кофе, парень наклонился и, щелкнув рычажком рации, пробормотал:

— Третий для Первого, он в зале ожидания.

Рация секунду помолчала, а затем скрипуче осведомилась:

— Ты его хорошо видишь?

— Да. Вижу отчетливо.

— Чем занимается?

— Отсюда не видно, но похоже, что-то записывает.

— Хорошо, не выпускай его из виду. Конец связи, Третий.

Проскурин торопливо излагал события. Он скомпоновал факты из показаний Алексея таким образом, чтобы история приняла более упорядоченный вид, записал свои соображения, дальше схематично наметил план действий. На все ушло примерно два с половиной часа.

Поднявшись, Проскурин потянулся, взял тетрадь, вложил в нее полетную карту, клочок, вырванный из карты области, затем показания Алексея, сложил все вместе и отправился в автоматическую камеру хранения. Спустившись в подвал, майор прошел мимо дремлющей дежурной в будке, отыскал пустую ячейку и остановился, прислушиваясь. Где-то совсем рядом раздавались голоса, судя по всему, ссорилась супружеская чета, по проходу прошел грузчик, следом за ним протопал цыганенок в отрепьях, наверняка побирушка. Проскурин положил тетрадку в ячейку, отстегнул «кипарис» и тоже положил его в обитое сталью нутро камеры, туда же отправились обойма и глушитель. Правда, пружинный нож со стреляющим лезвием оставил в кармане. На всякий случай.

В тот момент, когда Проскурин закрывал дверцу, В проход шагнула женщина. Она остановилась на секунду, посмотрела на номер крайней ячейки и прошла дальше. Проскурин постоял немного, глядя в проход, ожидая, что женщина появится снова. Конечно, она могла быть просто пассажиркой, ошибшейся ячейками, но…

«Не суетись и не паникуй, — одернул себя майор, — ты же убедился, что «хвоста» за тобой не было- Не надо дергаться без причины. Излишек осторожности — это тоже плохо».

Он закрыл ячейку, сбил код и зашагал к выходу. По эскалатору поднялся в основной зал ожидания и осмотрелся еще раз.

Слева, возле огромного окна, у игровых автоматов бурлила толпа. Звенели музыкальные колокольчики — редкие выигрыши, трещали, вращаясь, барабаны с нарисованными на них яркими фруктами, живо обсуждались везунки, записывались порядки выпадающих комбинаций, жадно впитывались профессионалами прихоти механической фортуны.

У дверей — столик, заваленный газетно-журнальными листами. Скучающая продавщица, опершись остреньким подбородком о ладонь, читала любовный романчик. В глазах ее застыло мечтательно-коровье выражение тоски и ожидания ураганно-пушечной страсти. На узеньком подоконнике дремал, свернувшись калачиком, закутавшийся в драное пальтецо бомжик. Уборщица мокрой тряпкой развозила по полу грязь, сновали пассажиры, орали, смеялись, ругались.

Проскурин усмехнулся. Обычная вокзальная суета. Есть и широкоплечие «быки», но здесь все же вокзал, а не оперный театр. Вокзал — точка криминогенная. а возле криминогенных точек всегда крутятся потенциальные кандидаты в места не столь отдаленные.

Он поплотнее запахнул пальто и зашагал к стеклянным дверям.

В эту секунду один из игроков наклонился вперед и, незаметным скользящим движением нажав кнопку рации, пробормотал едва слышно:

— Пятерка — всем. Он выходит…