— Да не было никакой дельты. Все деньги прошли по документации, через бухгалтерию, — тут же вскинулся Фурцев. — Ни я, ни начальник склада ничего не положили себе в карман. — В этом Максим сомневался, но промолчал, а полковник продолжил: — Но вы понимаете, часть не имела права продавать обмундирование, не предназначенное для утилизации. Я попробовал договориться с представителем фирмы о том, чтобы отменить замену пятидесяти комплектов в договоре. Они сказали, что могут это сделать, но тогда придется расторгнуть первичный договор, что повлечет штрафные санкции по отношению к стороне — инициатору расторжения. То есть к нам. А это десять процентов. Придется снова гнать деньги туда-сюда.
— Деньги, которых не было?
— Именно. Нет денег — нет платежа. Нет платежа — процент за задержку. Словом, я опять согласился. Хорошо еще, что эти бандиты отложили день получения, иначе нам бы не расплатиться.
— То есть они получили форму задним числом?
— На месяц позже, чем указано в расписке, — кивнул Фурцев. — В акте приема-передачи стоит начало ноября, а реально — самый конец месяца. То ли двадцать восьмого, то ли двадцать девятого.
Максим подумал.
— Вы могли подать на них в суд, — наконец сказал он.
— Не мог. Юрист сказал: дело проигрышное. — Полковник покачал головой. — И потом… наверняка эти дельцы имеют какие-то связи с Саликовым. Не успел он позвонить, и вот они покупатели, на пороге.
— Вы же сказали: счастливый случай?
— Да какой, к черту, счастливый случай? — Фурцев махнул рукой. — Ежу понятно, что никакого счастливого случая. Как-то они завязаны. Может быть, вместе дела крутят. Я ведь звонил ему. Юрист сказал: выиграете только в том случае, если сделку признают незаконной. Вот я и позвонил. А он мне: сумел влипнуть — сумей и выкрутиться. Мол, мозги должны работать, а не задница. Говорит: не умеешь, позвонил бы, а так… От комиссии, мол, прикрою, а остальные проблемы решай сам. Пришлось решать. Вздумай я рыпаться — вмиг услали бы на Колыму, а новый командир или исполняющий обязанности командира подложил бы эти пятьдесят комплектов и стал бы спокойно жить-поживать. Не знаю, как вам, а мне служить на Севере не хочется.
— Никому не хочется, — быстро ответил Максим.
— Вот-вот, никому не хочется, — поддакнул Фурцев. — Поэтому я отдал им эти пятьдесят комплектов, и все. По документам они, естественно, числятся как старые, списанные. Поверьте мне, с этой сделки я не получил ни копейки.
— Хотелось бы верить, — вздохнул Максим. — Ну хорошо, разберемся. Мне нужен договор части с этой фирмой на поставку списанного обмундирования.
— Да, конечно.
Фурцев торопливо полез в сейф, и Максим заметил, как у него трясутся руки. Он долго возился с ключом, наконец дверца открылась, и полковник достал свой экземпляр договора.
— Этот документ я тоже заберу с собой и приобщу его к делу. — Максим убрал листки в кейс. — А теперь мне хотелось бы посмотреть личные дела ваших военнослужащих.
— Хорошо. — Сейчас пузан выглядел несчастным, почти раздавленным.
В общем-то, Максим даже удивился, насколько легко оказалось его прижать. Он-то ожидал упорствования. Если разобраться, мог ведь Фурцев тихой сапой проехать? Сказал бы: «Не знаю ничего, возможно, попался один комплект неплохой. Да разве же за всем уследишь?» Боялся, видать, что допросим мы этих дельцов-покупателей и всплывет дельточка, всплывет родная. А так он вроде бы потерпевший, несчастный. С него взятки гладки. Сам попал.
Максим придвинул к себе папки и открыл первую, уже предчувствуя, что вот сейчас в личном деле Шалимова Юрия Герасимовича увидит вдруг то самое лицо, только живое, с открытыми глазами. Лицо парня, тело которого он обследовал в морге. Поэтому верхнюю корочку Максим открыл аккуратно, словно боясь, что оттуда сейчас появится призрак. Но чуда не случилось. С фотографии на него смотрел скуластый угрюмый малый лет двадцати двух, и не имело это лицо ни малейшего сходства с лицом убитого солдата.
Максим быстро пролистал бумаги: обмундирование, продуктовое довольствие, докладные об арестах, в общем, ничего полезного. Перевернул последнюю страницу: уволен в запас одиннадцатого октября, все, как и положено. Значит, все-таки напутали.
Максим взял в руки следующее дело, открыл. Молодой парнишечка, глаза озлобленные, как у битой собаки. Призван: второго ноября из Воронежа. Родители: прочерк. А ниже подпись: воспитанник детского дома номер семь города Воронежа. Он переписал в блокнотик фамилию: Каховский Олег Матвеевич.
Следующее дело: Ряшенцев Сергей Викторович. Призван: шестого декабря из города Воронежа. Воспитанник седьмого детского дома. Интересно… Перелистнул на последнюю страницу. Прикомандирован временно для прохождения действительной срочной службы к такой-то части четвертого мотострелкового полка, временно дислоцирующегося в городе Моздоке. Все временно… Отправлен: двенадцатого декабря.
— Ничего себе, — Максим посмотрел на пузана, — сколько же они у вас пробыли, эти двое?
— Три дня, по-моему. Не успели приехать и тут же отправились дальше.