Феликс, в рабочей одежде, с растрепанными волосами, усталые глаза избегают яркого света, вылез из машины и прошел прямиком к компрессору и строительному пистолету, чтобы сколотить из пяти одинаковых кусков фанеры квадратные ящики.
– Феликс?
Лео давно научился распознавать его раздражение и театральные жесты. Самое милое дело – выждать, поэтому он открыл кофр, достал три автомата, помеченных красной лентой, – два из Сведмюры и один из Фарсты – и приступил к разборке, в общей сложности получилось сорок восемь отдельных деталей.
– Да ладно тебе, Феликс! Мы же вчера ограбили банк, а?
Феликс на треть наполнил мешалку водой и подхватил тяжелый мешок цемента, туча пыли поднялась в воздух, когда он высыпал его в воду.
– Феликс? Я, черт возьми, прекрасно вижу, что-то не так.
– Ему пора прекратить.
– Кому?
– Просто прекратить!
–
– Ясперу.
Феликс схватил ведро и залил раствор в только что сколоченные ящики.
– Ему просто пора прекратить цепляться к Винсенту. Все время ведь цепляется! К любому крошечному недосмотру! То Винсент стоит на стрельбище не так, то медлит секунду-другую перед банком. А когда мы практикуемся здесь, начинает орать, прямо как Иван.
Ящики до половины наполнены, а Лео тем временем расплющивал кувалдой деталь за деталью и бросал в раствор вместе с обломками стволов и прикладов.
– Мы команда. И я стараюсь держать нас вместе.
– К тому же язык слишком распускает. Вырядится в кожаную куртку, за которую пять кусков отвалил, и в эти чертовы башмаки, которые таскает не снимая, “флай-хай” или как их там, и…
– “Хай-тек магнум”.
– Да мне начхать, как они называются! Шастает в этой сыщицкой амуниции и знай распинается о том, что он, мол, из госбезопасности или…
– Как ты сказал? Что он делает?
– Закажет в баре стакан пива и уже после двух глотков начинает всем подряд рассказывать, что работает в неком спецподразделении и…
– В тех же ботинках?
Последний ящик – детали оружия утонули в растворе.
– Феликс! В тех же ботинках, что и в банке… и в инкассаторской машине?
– В тех же.
Лео отнес тяжелые ящики в кузов пикапа, накрыл брезентом, застегнул. Потом сквозь потолочный люк глянул в утреннюю темноту. Мало тщательно все спланировать – секунды, маскировку, передвижения, голоса, машины для отхода. Позднее, когда вернулась обычная реальность, без инструкций и правил, он перестал их контролировать.
Легкий бодрящий воздух, редкие взблески снежинок.
Приятное ощущение ушло, надо его вернуть.
Джон Бронкс торопливо вышел из дома, где жил очень давно и знал всех в лицо, но не по именам, из двухкомнатной квартиры на первом этаже в западной части Сёдермальма. Холодный, влажный утренний воздух. Он миновал итальянское кафе, как всегда кивнув в запотевшее окно хозяину, который молол за стойкой кофейные зерна.
Семь недель между ограблениями. Четыре километра от одного места преступления до другого.
И армейское снаряжение.
Он еще раз пересмотрел все незакрытые дела, связанные с кражами на военных объектах. На сей раз включив в поиски более мощное оружие, KSP-58, скорострельный карабин, чрезвычайно редкий на черном рынке, – похищение такого оружия всегда привлекало внимание полиции.
Ни единой зацепки. Ни в одном из протоколов.
Пешеходный переход на Лонгхольмсгатан. Тридцать тысяч автомобилей в день. Обычно Бронкс старался задержать дыхание, когда перебегал через улицу, чтобы добраться до заснеженного склона на той стороне.
Три часа сна, но спать совершенно не хотелось.
Домой он вернулся ночью, примерно в половине четвертого, сразу же лег, но ночник не выключил, сопоставляя пяти- и двадцатисекундные цикличные видео с банковских камер наблюдения с теми двадцатью минутами, которые потребовались на угон инкассаторской машины. Семь недель назад – предположительно выходцы с Ближнего Востока. Вчера – дисциплинированная группа армейского вида. Только выключив ночник, он сообразил, что лишь один свидетель может сказать, те же преступники или нет, и этот свидетель жил всего в десяти минутах ходьбы от его квартиры.
Он спустился с холма, мимо вечно красного сигнала светофора и через мост к Реймерсхольму, сонному и забытому уголку Стокгольма, где вдоль канала стояли дома постройки 1940-х годов. Лебеди плавали кругами перед двумя пожилыми дамами с пластиковыми пакетами сухарей. Бронксу нравилась многоликость этого города – здесь, в трехстах метрах от шоссе, где пришлось задержать дыхание, чтобы не отравиться удушливыми выхлопами, по-прежнему царствовала природа.
За мостом притулился маленький киоск, владелец – молодой человек, уроженец Кувейта – открывал рано утром и всегда был приветлив. Бронкс остановился, купил себе завтрак – кока-колу, шоколадный батончик и утренние газеты.