Сделано в Швеции

Третий спецназовец подкрался к боковой дверце, направил на нее фонарик.

Машина не заперта.

Он осторожно взялся за ручку, рванул дверь в сторону, а сам бросился наземь.

Ни вспышек дульного пламени.

Ни выстрелов, гулко отдающихся от бетона.

Ни криков, ни ненависти, только голос по радио.

Машина пуста.

34

Лео встряхнул красивую бутылку, и пробка выстрелила. Шампанское “Поль Роже” вспенилось через край узких бокалов, когда они пили за свое первое ограбление банка, распевая песни и обнимаясь. Аннели выпила и налила себе еще. Винсент, не проронивший ни слова с тех пор, как они вышли из банка, поднял бокал и завопил, в точности как Феликс, отбросив самоконтроль, который их всех объединял, к которому они при необходимости могли вернуться и черпать в нем силу. Яспер без умолку болтал о том, как расстрелял и открыл все сейфы в хранилище, и произносил тосты голосом, бурлящим от шампанского.

Все по местам.

Они замолчали, наклонились к полицейскому сканеру, стоявшему посредине журнального столика среди недопитых стаканов с пивом и только что откупоренных бутылок виски.

Пять…

Скрипучий голос производил обратный отсчет, а восемь вооруженных спецназовцев начали продвигаться к фургону.

… четыре, три, два, один…

Голос умолк, так же как умолкли голоса в этой комнате, послышались новые звуки, не слова, но тем не менее вполне красноречивые:

шорох шагов

тяжелое дыхание

скрип автомобильной дверцы

А дальше…

… самый мощный и ясный звук:

тишина

Тишина, возникающая, когда люди стоят плотной кучкой, прислушиваясь к побежденному противнику.

Машина пуста.

А дальше – они хохочут, снова поднимают бокалы, произносят торжественные тосты, приносят новые бутылки, чтобы открыть их и осушить. Лео огляделся вокруг, обвел взглядом лица, одно за другим. Ему смеяться незачем; он в клочья разнес превосходство полиции, эти гады стоят теперь возле первого фургона, не имея ни малейшей зацепки, теряясь в догадках насчет того, как четверка грабителей сумела удрать.

Дай медведю в нос и танцуй, жди, когда противник испугается, целься прямиком туда, где он сильнее всего, а значит, и уязвимее, – используй насилие, чтобы лишить его ощущения безопасности, заменить ее растерянностью.

И тогда действуй, бей в эту брешь.

Люди считают ощущение безопасности совершенно естественным, но это не более чем иллюзия. Хаос и порядок, как две змеи, плотно переплетены и меняются местами, стоит пересечь границу, о существовании которой никто даже не подозревает. Насилие создает брешь. Время, которое он остановил для тех, кто лежал в банке на полу, для тех, кто кричал по рации, что преступники палят без разбору, – время – вещь непостижимая, поскольку лишена логики. Потому-то растерянное недоумение нарастало, и он выигрывал трехминутную свободу действий.

– Винсент?

Среди поздравлений и шампанского Лео наблюдал за Винсентом, который никогда не позволял себе так шумно выражать свои мысли и чувства.

– Да?

– Идем со мной, Винсент.

– Куда?

– Идем.

Они оставили веселье, сдобренное теперь смесью дорогого спиртного и густого табачного дыма, ушли на кухню, где стояли бутылка виски и два стакана, каждый налил себе щедрую порцию. На улице было темно, и кухня соседского дома казалась освещенной сценой, где молодая женщина поставила на круглый стол стеклянную миску, молодой мужчина усадил младенца в высокий стульчик, пристегнул ремешком, надел на него нагрудник, дал в руки ложку – мол, ешь сам.

– Помнишь? Ты всегда выплевывал банановое пюре.

– И сейчас выплюну.

– Зато любил консервированные персики. Если я нарезал их кубиками.

Тебе был всего год. А мне только сравнялось восемь. Целую жизнь назад.

– Сегодня ты хорошо поработал.

– Нет. Я медлил.

– Но позднее. Ни единой ошибки. Вскочил на стойку, забрал ключи от хранилища, открыл дверь Ясперу, обчистил кассы. Все четко по плану.

– Я сомневался. Медлил. Все могло пойти к чертовой матери.

– Ты выполнил задачу. Верно? Три минуты мы держали там все под контролем. Вот так ты должен на это смотреть, Винсент: мы были в безопасности, а все остальные нет. Потому-то у нас было время исправить ошибку, которую не принимали в расчет.

Семья в соседнем доме приступила к жаркому и салату. Лео поднял стакан, подождал, пока Винсент поднимет свой. Оба выпили до дна.

– А теперь забудь об этом. Слышишь? Ты не медлил. Отныне ты должен помнить только об одном: ты все сделал как надо. И эту мысль ты возьмешь с собой в следующий раз.

Из кухни они прошли в комнату над Пещерой Черепа, к сумкам, которые всего часом раньше висели на животе у Винсента и Яспера, когда те сгребали туда толстые пачки купюр.

– Больше миллиона. Может, полтора. Ну… как тебе это?

Винсент запустил руку в сумку с сотнями тысяч крон.

– Просто не верится.

Лео повернулся к окну и кухонному столу в соседнем доме. Годовалый младенец ел уже не сам, рядом сидел отец, вытер ему рубашонку и волосы, а потом взял ложку и принялся кормить.