Сделай ставку и беги

Уже по этой фразе, а главное, по победительности тона, более уместного на трибуне, Вадим безошибочно определил, что Шикулина в кабинете не одна. И произносится всё это не столько для него, сколько для скрытого за дверью собеседника.

В самом деле, напротив Таисии Павловны, отодвинутый от нее огромным столом для заседаний, на кончике стула примостился плешивый мужичонка, в котором Вадим не без труда узнал главного инженера Областной конторы по охране и реставрации памятников.

Главный инженер сидел, сгорбившись так, что едва возвышался над полированным столом, и все-таки норовил сползти еще ниже.

– Ты мне голову-то не отводи! – Шикулина с аппетитом продолжила начальственный разнос. – Развел у себя в конторе дармоедов… Да если б мы в райкоме так работали, нас бы давно разогнали!

– Главный инженер приподнял голову. Но тут же поспешно пригнулся.

– И не надо сомнительными поэтами прикрываться. Усадьбу Анненского они, видите ли, надумали реставрировать… – она кивнула Вадиму, и тот, хоть и не понял, о чем речь, на всякий случай осуждающе нахмурился. – У меня у самой дача какой год не достроена. А вот кто за святым следить будет?! Это я тебе про памятники Владимиру Ильичу Ленину! В области этих Лениных под двести штук. Только в нашем районе полтора десятка. И что вы с ними, с Лениными, сделали? Глазенки им краской позамазали, ротики позалепили, носики позатерли. Ленины на Лениных не похожи. И не узнаешь, кто перед тобой: то ли основатель первого в мире социалистического государства, то ли Фантомас.

Здесь Таисия Павловна была права. Памятники вождю революции возвышались в каждом районном и поселковом центре. Ухаживали за ними с тем же тщанием, с каким идолопоклонники присматривали за тотемами. Уход выражался прежде всего в регулярной чистке от грязи и помета, – голуби и вороны использовали крутую лысину и плечи вождя как взлетно-посадочную площадку. Кроме того, перед каждым праздником памятник полагалось обновлять, то есть заново красить. Так что на некоторых бюстах и впрямь накапливалось до двадцати-тридцати слоев краски, изменявших облик вождей до неузнаваемости. Причем коллер отпускался все время разный, и Ленины соответственно то и дело меняли окрас. Можно было запросто найти и красных, и бордовых, и даже фиолетовых вождей. Под глазами у многих Ильичей от бесчисленных потеков образовались синюшные опойные бугры.

Впрочем советский человек кого-кого, а Ильичей узнавал сразу и безошибочно, даже не вглядываясь, по особому, занимаемому в иерархии памятников месту – они устанавливались на центральных площадях, повернутые указующим перстом к зданиям местных советско-партийных органов.

Причем тыкать пальцем в обкомы и райкомы дозволялось только и исключительно основоположнику государства. Ни от кого другого подобной фамильярности советская власть не терпела. Скажем, некоторые заслуги перед человечеством имел также Александр Сергеевич Пушкин. Конечно, не такие как у Ленина. Но все-таки кое-что накопилось. Потому по количеству памятников Сергеичи шли следом за Ильичами. Однако признание признанием, но и забываться не следует.

В Твери, например, в зеленом скверике на высоком постаменте, обратившись лицом к Волге и склонив курчавую голову, многие годы простоял Александр Сергеевич Пушкин. Мамы катали мимо коляски, на скамейках тихо читали пенсионеры. Текла Волга, менялись поколения. А он, не обращая внимания на людскую суету, задумчиво устремил окаменелый свой взор на водную гладь. Ну, задумался и задумался. Мало ли о чем имеет право призадуматься узаконенный патриарх российской словесности.

Но затем на противоположной стороне улицы возвели десятиэтажное здание обкома КПСС, отгородившее поэта от реки. И по городу пошли нехорошие разговоры. К памятнику зачастили странные люди с клочковатыми бородами, начали группками собираться возле него студенты. А однажды после заселения в новый дом секретарь обкома партии Непомнящий выглянул в окно и наткнулся на осуждающий взгляд угрюмо набычившегося Пушкина. Секретарю сделалось зябко.

За ночь поэт-диссидент был демонтирован и вывезен в неизвестном направлении. Скульптору повезло больше – успел умереть. А на готовом постаменте водрузили стелу – в знак дружбы с городом-побратимом Капошваром…

– В общем еще раз приеду в район и не узнаю Ленина, всю вашу шоблу отправлю красить текстильную фабрику. Ступай пока! – с некоторым разочарованием от безропотности распекаемого закончила Шикулина.

Главный инженер торопливо поднялся, подхватил потертый портфель и облегченно прошмыгнул мимо сидящего у двери Вадима, обдав того запахом острого пота.

– Дармоеды! – в спину произнесла Шикулина и подобрела лицом, как бы отгородив этим словом и себя, и комсомольского вожака. Уже не суровая хранительница устоев, карающая нерадивых, сидела за столом – на Вадима смотрела строгая мать-наставница, способная пожурить, но и подпереть плечом.

– Принес для согласования документы по семинару, – Вадим положил перед Шикулиной утвержденный на бюро план.