Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша

Так как я связал себя границами подборки, то из необъятного материала на эту тему вынужден держаться лишь высказываний, попавших в различные публикации "Ни дня без строчки". Несом-ненно, это тяжело отразится на качестве моей книги, но, я уверен, другие исследователи, которые придут после нас, изучат тему любви Олеши к самому себе полнее и глубже.

Не желая, однако, пускать эту важнейшую для народного хозяйства тему на самотек, я предла-гаю читателям ознакомиться лишь с несколькими высказываниями, не дающими достаточно полного облика писателя, но прокладывающими пути к научному изучению предмета.

Вот некоторая часть высказываний, прокладывающих пути:

"По старому стилю я родился 19 февраля - как раз в тот день, в который праздновалось в царской России освобождение крестьян. Я видел нечто торжественное в этом совпадении; во всяком случае приятно было думать, что в день твоего рождения висят флаги и устраивается иллюминация".

"Я очень сильная фигура детства. Обо мне говорят в парикмахерской, в дворницкой, в греческой мясной лавке (в связи с тем, что ему чуть было не выбили глаз. - А. Б.), в богатых квартирах и бедных".

"Это был самый обыкновенный профессор, необыкновенно было то, что перед ним стояла целая группа хороших поэтов (в их числе Ю. Олеша. - А. Б.)... И где-то еще скребли кошки этого буржуазного профессора по той причине, что молодые поэты, сиявшие перед ним, были на стороне революции с матросней, с кавалеристами в буденовках, с чекистами".

"Когда я думаю сейчас, как это получилось, что вот пришел когда-то в "Гудок" никому не известный молодой человек, а вскоре его псевдоним "Зубило" стал известен чуть ли не каждому железнодорожнику, я нахожу только один ответ. Да, он, по-видимому, умел писать стихотворные фельетоны с забавными рифмами, припевками, шутками".

"Я как-то удачно сказал себе, что я не иду по земле, а лечу над ней".

"Где-то я писал о морозе, неподвижном, как стены. Это хорошо сказано".

"Вы острите... Вы хорошо острите. "Служба крови", например, - это хорошо".

"Я твердо знаю о себе, что у меня есть дар называть вещи по-иному" .

"В Средней Азии особенно оценили меня за строчку, в которой сказано, что девушка стояла на расстоянии шепота от молодого человека. Это неплохо на расстоянии шепота!"

"Войдя в известность как писатель, я все никак не мог познакомиться с ней (Анной Ахмато-вой. - А. Б.). О себе я очень много думал тогда, имея, впрочем, те основания, что уж очень все "признали" меня... (Его знакомят с Ахматовой. - А. Б.). У меня было желание, может быть, задраться. Во всяком случае, она должна, черт возьми, понять, с кем имеет дело... Не знаю, произвело ли на нее впечатление мое появление... Возможно, что, зная о моей славе, она тоже занялась такими же, как и я, мыслями: дать мне почувствовать, кто она".

"Когда-то, очень давно, когда я, как говорится, вошел в литературу, причем вошел сенсационно..."

"Думал ли я, мальчик, игравший в футбол, думал ли я, знаменитый писатель, на которого, кстати, оглядывался весь театр..."1

Но особенного внимания заслуживает отрывок, в котором Юрий Олеша от частных замечаний переходит к важнейшему обобщению, в результате чего возникает твердо построенный историко-литературный ряд.

Он начинает не сразу, и сначала, как обычно у Олеши, появляются лишь острые и характерные подробности.

"До некоторых размышлений Томаса (Манна. - А. Б.) мне не дотянуться, пишет Олеша, - но в красках и эпитетах я не слабее".

В следующем отрывке рассказано о том, что такое Томас Манн и какое место он занимает в истории мировой литературы.

"Умер Томас Манн. Их была мощная поросль - роща с десяток дубов, один в один: Уэллс, Киплинг, Анатоль Франс, Бернард Шоу, Горький, Метерлинк, Манн.

Вот и он умер, последний из великих писателей"2.

1 Юрий Олеша. Ни дня бс.1 строчки. Из записных книжек. М., 1905, с. 281, 18, 39, 135, 141, 5, 278, 168, 257, 160-161, 158-159, 294, 181.

2 Юрий Олеша. Ни дня без строчки, с. 236.

Так как из предыдущего отрывка мы узнали, что Олеша в некотором отношении - в эпитетах и красках - не слабее Томаса Манна, а о красках в другом месте сказано, "...что от искусства до вечности остается только метафора", то становится ясным, что в некотором отношении он не слабее Уэллса, Киплинга, Анатоля Франса, Бернарда Шоу, Горького, Метерлинка. Об Уэллсе Олеша восторженно восклицает: "Я уж не говорю о великом Уэллсе!" Других он тоже очень хвалит. Порицает только Шоу ("Я не люблю Бернарда Шоу"). Теперь нам становится ясным, что, будучи в некотором отношении не слабее Манна, Олеша не слабее и всей рощи. (По аксиоме, если две величины порознь равны третьей, то они равны между собой.) Таким образом, мы узнаем, что была мощная поросль великих писателей, один в один: Уэллс, Киплинг, Франс, Шоу, Горький, Метерлинк, Манн, Олеша.

Для того чтобы обилие высказываний на такие ответственные темы не рассеяло внимания читателей, необходимо наиболее капитальные высказывания, разбросанные по этой книге, собрать воедино.