И на фиг ему, спрашивается, институтский диплом? Вон, по стенам развешаны настоящие мушкетерские шпаги, подлинные двуручные мечи, арабские кинжалы из дамасской стали. А вон на полке всякие статуэтки: и самый настоящий «Оскар» из магазина в Голливуде, и почти десяток теток с мечом, весами и завязанными глазами… Друзья подарили, со всего мира везли. Когда по телевизору показывали, как в Москве, в театре «Эрмитаж» вручают высшие юридические премии «Фемида», Антон, ухмыляясь, небрежно говорил:
– Да у меня таких Фемид – завались! Восемь штук!
И друзья-приятели согласно кивали: дескать, точняк, ты ничуть не хуже этого адвоката, который с экранов не сходит, или председателя Верховного суда, или известного писателя-детективщика… Может, даже лучше, потому что у них одна статуэтка, а у тебя целых восемь! И «Оскар» у тебя есть, как у этого… Который «Крестного отца» играл… Дона Корлеоне!
Правда, неизвестно, что там они внутри, у себя в головах думают. А Антон-то прекрасно понимал, что к чему. В глубине души хотелось, чтобы это ему на ярко освещенной софитами сцене и под аплодисменты полного зала именитых юристов в отглаженных смокингах и «бабочках» (у него в шкафу таких полно) торжественно и официально вручили бронзовую статуэтку и красивый диплом со значительными подписями… Чтобы это ему рукоплескала голливудская публика, и кинозвезды с мировым именем обещающе облизывали пухлые, умелые губки… Правда, у него были артистки, а Миледи делала минет наверняка лучше, чем Шарон Стоун, хотя масштаб, конечно, не сравнить… А он любил крупный масштаб и высшие разряды! И знал слово «эрзац» – тоже вычитал в словаре… Но чтобы получать
А сейчас в домашнем сейфе у него не меньше двух миллионов евро наличкой, десяток домов в разных странах мира, квартиры в Москве, прикупленные менты, начальники, политики, депутаты… Он известный в городе человек, спонсор и меценат, председатель нескольких общественных организаций и благотворительных обществ. Все это тоже
Только о том, что его ближайшее окружение – корефаны, с которыми он делает все дела, зашибает бабло, жрет вкусные блюда, бухает сумасшедшей стоимости напитки, трахает классных телок, – они не делают разницы между Марлоном Брандо и его героем, не знают, что Брандо от «Оскара» отказался, а «сменивший» его в следующих сериях Аль Пачино тоже удостоился высшей киношной награды, но статуэтка уже была ему не положена… Впрочем, он и сам узнал это из словаря, потому что считал «Крестного отца» своим программным фильмом… Так что жизнь удалась! Но вот счастлив ли он?
На второй трети сигары, как и положено, раскрылись пряные тона, словно с загорелого девичьего тела сбросили шелковое белье. Но обычного удовольствия он почему-то не получал…
Антон докурил сигару и, вопреки обыкновению, грубо раздавил окурок в пепельнице. Вопрос про счастье часто приходил ему в голову, но он никогда на него не отвечал. Не потому, что не знал ответа, а скорей оттого, что знал… И ответ ему не нравился, ибо перечеркивал все, чем он гордился и ради чего жил на свете…
В дверь тихо постучали. Осторожно заглянул Хитрый. Он был Проводником. Почти все контакты Антона проходили через него. Хитрый всегда находился при шефе и носил его телефон. Он принимал все звонки, докладывал хозяину, а тот командовал: что ответить или что кому передать… Антон первый завел такую моду, другие вначале удивлялись, а потом и сами ей последовали, хотя и без фанатизма: то личный аппарат заведут, то берут трубу напрямую, то звонят куда-то целыми днями… В отличие от них, Антон железно следовал им же установленным правилам: сам он брал трубку крайне редко, по примеру Дона Корлеоне, который никогда не подходил к телефону, а личный аппарат, по которому звонил в исключительных случаях, держал в сейфе. Даже когда звонила Миледи или другая телка, он просто передавал: когда и куда им надо приехать.
Он вопросительно взглянул на Хитрого.
– Гуссейн, – прикрыв микрофон, прошептал тот.