— Ах, ты об этом… Ну, тут да, тут я и во времени переместилась, и открылась, но, в принципе, все это происходило в моем воображении и на компьютерной карте. Мне можно было, — хитро улыбнулась Я'эль. — А настоящая Посвященная, моя настоящая Лейфи, ничего никому не объявляла. Она просто появилась в нужный момент в нужное время и помогла. Если бы Посвященный, живший век тому назад, появился первого сентября в Сараево рядом с Гаврилой Принципом и, скажем, окликнул бы его в тот момент, когда тот был готов стрелять в эрцгерцога Франца Фердинанда, может быть и не было бы Первой, а потом и Второй Мировой войны. Может быть сегодняшний Посвященный, о котором мы никогда не узнаем, уже сделал что-то такое, за что мы все должны быть благодарны ему или ей, хотя может быть и совсем наоборот, и виной всему, что с нами происходит сегодня лишь он. Или она. Но моя Лейфи не объявляла всем, что, мол, сейчас у нас идет семьсот пятидесятый год до их эры и считать года надо наоборот, потому что потом где-то в далекой земле Израиля родится какой-то ребенок. Могла бы сказать, но не сделала. А разве нужно было? Я считаю, что совершенно не нужно. Вместо этого Лейфи замолвила слово за эту причудливую фигуру, очерченную мелом, высыпанным в длиннющие траншеи. И этим самым она сделала наш мир прекраснее. А вот и наш мостик! Перейдем его и сделаем небольшой привал.
На деле привал оказался просто скромной передышкой. Торопясь на прогулку, они не сообразили захватить с собой ни закусок, ни напитков, ни матов, на которых можно было бы с полчасика проваляться. Но после приевшейся городской жары они с удовольствием опустились в высокую траву у реки и, слегка опьяненные прохладой горного воздуха, стали созерцать водный поток. Все, как один, размышляли на предложенную Я'эль тему, пытаясь нащупать главное в уже представленной части ее повествования. Она же продолжила его.
— Если бы я была Посвященной, я бы знала не только какую историю рассказать сегодня здесь, но и многое другое: кому что сказать, за кого выйти замуж, в каком успешном фильме сняться, на какую команду, в какой игре и как сделать выигрышную ставку. Скажи, используй себе две из трех возможностей и живи, нет? Ответ — нет! Не все так просто. Посвященные — они другие. Моя Лейфи — персонаж вымышленный…
— Кто знает, — вдруг добавил Филипп. Он внимательно слушал Я'эль и готов был в нужную минуту поддержать ее, а в этот момент он почувствовал необходимость поддержать не только ее рассказ. — Извини, что перебил — продолжай, пожалуйста.
— Она вымышлена, — продолжила Я'эль, одарив Филиппа кривой улыбкой, — и поэтому я считаю вправе говорить о ней все, что захочу. Итак, первую возможность она использовала, поддержав колеблющегося создателя Лошади. В эту самую минуту она почувствовала себя необычно счастливой. Не необычайно, а именно необычно — я знаю разницу между этими словами: она не испытывала такого чувства раньше. Не то, чтобы она хотела радоваться и плясать от счастья… как же вам объяснить?… она была даже несколько встревожена тем, что происходит. Сказав свое слово, она сначала смотрела этому человеку прямо в глаза, а потом отвела взгляд на тот склон, на котором в будущем возникнет это рукотворное чудо. Ей уже не нужно было более утверждать кого-либо в правильности его идеи — она знала, что все, что нужно, она уже сделала. Вместо этого она смотрела на ту часть земли, которую она решила изменить. Ответственность — вот ключ к пониманию этого дара. Ее она ощутила на своих плечах, но вместе с ней она нащупала рукоять некоего механизма, дававшего ей силу. «Что это за сила такая?» — силилась понять Лейфи.
В задумчивости, в размышлениях и в состоянии некой отрешенности прожила она лет пять — довольно долго для девушки двадцати трех лет. Люди стали замечать скованность в словах и действиях, словно ею что-то командовало изнутри, стали поговаривать о ее одержимости злыми духами. Дошло до того, что Лейфи решила покинуть родное поселение, но не из-за злости или обиды на соплеменников — она была намного выше всего этого.
— Во всех смыслах этого слова, — снова поспешил сделать короткое замечание Филипп, многозначительно кивнув.
— Д-да, — кивнула в ответ рассказчица, словно молча соглашаясь с каким-то беззвучным посланием, закодированном в этом замечании. — Она просто захотела пойти на восток. Она почувствовала, что ей стоит это сделать, и одним прохладным весенним утром, взяв с собой пару хлебов, кусок мяса, отрезанный от свежей оленьей туши железным ножом, который она также сунула себе в мешок, огниво и фигурку лошади, которую много лет назад вырезал из дерева отец, Лейфи вышла из дома.