Филипп был в их числе, но прежде ему надо было сделать кое-какие покупки. «Куплю-ка я себе крекеров, ну или там орешков каких… или может быть лучше воздушной кукурузы набрать?» – думал он, следуя возникавшим перед ним на прилавках упаковкам. Он не был голоден. Ему нужно было чем-то занять себя, пока его мозг сконцентрировано работал бы над только что поставленной перед ним задачей. Он мог бы купить пару кокосовых орехов, но их еще нужно было приготовить, к чему он причислял процессы проделывания отверстий, сцеживания кокосового молока, раскалывания ореха, отделения мякоти от скорлупы, маломальской сервировки и зачистки территории от побочных результатов этих манипуляций. Филипп не был ленив, просто он боялся чересчур отвлечься и потерять ту нить, которую ему удалось нащупать и которая должна была привести к осуществлению его бредовой идеи. Поэтому он взял всего понемножку, и поспешил к кассе.
Придя домой, Филипп спешно закрыл за собой дверь, словно кто-то преследовал его. Пройдя прямо в комнату, он разложил мешки с продуктами на столе и начал было стягивать с себя куртку, но остановился и задумался. Простояв так с несколько секунд, он решил все же скинуть с себя выходную одежду, благо на сегодня выходов у него уже не намечалось. Стертые домашники и старый поношенный свитер освободили его от лишнего дискомфорта, но Филиппу хотелось чего-то еще. Он подошел к раковине и вымыл руки. Насухо вытерев их полотенцем, он решил, что неплохо было бы обмыть и лицо, а после передумал и шмыгнул под душ.
Филипп не знал сколько времени прошло, прежде чем шум текущей воды не превратился в серебристый звон в его ушах, а закрытые глаза не стали видеть переливающийся свет. Он явно ощущал себя стоящим в каком-то очень светлом лесу, состоящем, как ему показалось, из одних ив. Временами ему казалось, что он – женщина, но как только он пытался сконцентрироваться на этом удивительном ощущении, оно исчезало, а он продолжал стоять в свете чудесного леса. Потом ощущение возвращалось, и снова исчезало, как только он пытался переключиться на него. Наконец, он решил оставить все как есть. Он просто стоял и слушал, и созерцал себя, окруженного светом, звуком и деревьями, стволов которых не было видно.
Вдруг свет стал гаснуть, видение втянулось в какую-то точку впереди, и Филипп вернулся в полумрак душевой. Он перекрыл воду, вышел из кабинки и начал вытираться. Он смотрел в зеркало перед собой, глаза в глаза с тем, кого видел всю свою жизнь. Казалось, будто они сейчас знакомились друг с другом.
Выйдя из ванной, Филипп подошел к столу. Все оставалось лежать на своих местах. В комнате было тихо, но эту тишину нужно было нарушить.
«Бумага, книга, или компьютер? – думал он. – Что я должен делать сейчас?»
Он мог открыть ту страницу, что родилась у него вчера чудесным образом после встречи с незнакомой ему тогда Агнессой, в надежде продолжить писать то, что у него наконец-таки начало получаться. Но сейчас Филипп не помнил, что именно он там вчера написал.
Он мог открыть книгу – одну из тех многих непрочитанных книг, или же уже много раз перечитанных. Первая бы погрузила его в невиданные доселе истории, что поспособствовало бы дальнейшему развитию его внутреннего мира, а последняя могла бы еще раз показать ему те полюбившиеся сцены и озвучить тех дорогих сердцу героев, которые бы гарантировано приподняли его творческий дух сейчас, когда ему предстояло самому создавать что-то новое. Но в данную секунду увлекший его процесс создания чего-то нового не нуждался в этом.
Филипп сел за стол, достал из ящика несколько листов бумаги и ручку с черными чернилами, глубоко вздохнул и принялся смотреть на белый лист. Сосредоточившись, Филипп начал водить ручкой по белизне бумаги, следуя своему взгляду. Через пару минут на бумаге была начерчена какая-то схема, на которой он следом стал рисовать кружки, прямоугольники и новые линии, делая некоторые из них пунктирными. Имея на руках готовый черновик, он взял лист бумаги в руки, изучил его и отложил в сторону. На втором листе он запечатлел ту же графику, но уже с некоторыми уточнениями и дополнениями. Потом он еще раз повторил эту процедуру, после чего открыл пакетик с орешками и быстрым движением запустил маленькую горстку себе в рот. Слушая шум дробящихся орешков, он смотрел на то, что появилось на свет в течение нескольких минут, и как бы сам знакомился с тем, чему предложил быть. Расправившись с первой горсткой, он принялся за вторую, после чего сразу поспешил к книжной полке, с которой снял и перенес на стол толстенный том с тисненным профилем на отделанной кожей обложке и мерцающими потухшим золотом буквами под ним, гласящими: «