Счастье Зуттера

С отсутствующим взглядом ты ел ложечкой свой крем сабайон, гордость ресторана Эмилио. Все это ты не мог мне не высказать, и если я был твоим другом, то должен был разделить твои страдания.

«С этого момента, ты понимаешь, она стала моей, — сказал ты, но в твоем голосе не было радости. — Скорее, я стал принадлежать ей. С кровавыми царапинами на коже. На следующих сеансах Ялу была совсем другой. Нежный ребенок, смеющийся и прыгающий, словно мячик. После занятий любовью я рисовал ее, по возможности обнаженной. Но чем обнаженнее она была, тем целомудреннее выглядела. Закутанная в свою наготу. Такой я ее и рисовал, всякий раз без лица. Хочешь взглянуть на рисунки?»

«Как-нибудь в другой раз», — сказал я.

Не в твоем стиле хвастаться своими успехами, сказал ты. Ты только хотел продемонстрировать мне свои раны. Не до двусмысленностей, когда наталкиваешься на ледяную скалу. Ты должен был рассказать мне о постигшей тебя катастрофе. Ты подцепил женщину с топором. Не царем Давидом был ты, а жалким псом. Чтобы по крайней мере объяснить мне это, ты выложил за ужин у Эмилио пятьсот франков, включая чаевые.

И что же дальше? Ялука вцепилась в тебя, «не думая о потерях», так, если я не ошибаюсь, ты подвел итог своим признаниям перед судом. Твоей профессиональной репутации эти «потери» вряд ли особенно повредят — в этом я мог тебя заверить. Мужчина, ради которого женщина идет на убийство, без дела не останется. Но чего будет ждать женщина от этого мужчины, сидя два года в тюрьме? И потом?

В этом месте — как раз подали крепкий кофе, к которому тебе потребовалась двойная порция виноградной водки, — ты успокоился. Правда, пожелал внести поправки в мою статью. «Конечно же, Ялу убила своего мужа не из жалости, Эзе, только не из жалости! И не потому, что заботилась о его достоинстве. В ее глазах он, алкоголик, давно уже оставил его в сточной канаве. Она убила его, Эзе, когда он назвал наши отношения „твоей любовной связью“. Это еще было мягко сказано, он употреблял и другие слова. И не последним из них было — потаскуха. Но на связь, на интрижку, чем занимаются как бы между делом, руководствуясь календарем-еженедельником, — она, Эзе, не могла рассчитывать. Такую интрижку даже в браке она сочла бы достойной смерти. Хельмут жил только ради нее. Но за эти слова — твоя любовная связь! — он должен был умереть. Между нами не было никакой связи и никогда не будет — ни через два года, ни через сто лет».