Счастье Зуттера

Мы встретились в пятницу вечером, после вынесения приговора, за столиком в ресторане Эмилио, постоянно закрепленным за тобой, — «в твою честь, Эзе», — улыбнулся ты своей безжалостно обворожительной улыбкой. Тебе нужно было во что бы то ни стало пригласить меня. Мы ведь не виделись целую вечность, ты решил наверстать упущенное за шампанским («о вине не может быть и речи»). У меня это дело «обернулось» интереснее, чем ты ожидал (тут последовала фраза о «тихом омуте»), и Руфи, признался ты, тебе все время страшно недоставало. Ты ведь с ней был «в одной компании» уже в пору твоего увлечения «диким западом», когда снимал мастерскую в Париже, и особенно в «Шмелях», где она была не просто членом коллектива, а вашим добрым духом; собственно, вы еще за десять лет до того носились с идеей «Шмелей» («Лео, Руфь, Шлагинхауф и я»), маленькая образцовая коммуна, относительно которой ты, к сожалению ошибочно, полагал, что она и есть самое подходящее место для работ твоего масштаба. Ты тогда еще рисовал, даже на миллиметровке, рисунки можно было как следует рассмотреть с помощью аппарата для чтения микрофильмов. Но однажды ночью в голову тебе пришла мысль об отбросах цивилизации, и ты должен был уехать, чтобы запечатлеть эти отбросы в художественных образах. Наиболее подходящим местом для этого оказалось эмментальское захолустье, нет ничего запущеннее альпийских предгорий. Это длинный зеленый луг, застроенный торговыми центрами и секс-шопами. Тем временем и Руфь, как ты выразился, «краснея, пошла по моим следам», по кровавому следу, ведущему в суд и из суда, тому самому следу, в котором так любит копаться журналистская братия.