Счастье-то какое!

ничего не поделаешь не попрыгаешь никуда ничего никак

и я пошел короче к электричке своей опять

хотя я знаю что это опасно

будешь там валяться с раскочевряженой башкой

а у меня еще температура была высокая перед этим ну за день

но мне было надо

я чуть Веру не ударил уже

достиг предела уже какого то

и надо было вмазаться как я про себя говорю

и вот я пришел когда по расписанию

темно дико холодно и снегу столько что рельсов не видно

и звездочки на небе блестят кошмарно

и я почему-то подумал – ну вот, прощайся с жизнью паровоз Максим

(почему-то я подумал ПАРОВОЗ Максим – из мультика что ли

в садике показывали вроде)

и такой я стою жду электричку как будет что будет не знаю

вот уже должна идти а все не идет не идет

и тут

пилит через пути какой-то дедок древний, в кроссах, ваще не по погоде одетый

ковыляет такой с палкой, в наушниках, с БОЛЬШИМ рюкзаком за плечами

такой пилит себе

что он тут делает? – думаю. – в пол-первого ночи?!

И тут электричка из-за поворота

мягко выезжает

плавно как кошка

кугук, кугук

и быстро

а дед чешет

а дед чешет себе ТУДА и не слышит ничё не видит

и я стоял далеко

и я такой КАК ЛОМАНУЛСЯ

тыдыщ!! – грохот звон я ничего не понимаю что происходит

мы лежим дедок стонет подо мной вяло шевелит щупальцами я вызываю скорую

ничего не понимаю

холод

мы короче… нас не достало

электричка проехала

и все, и больше с тех пор я

я собираю подписи петиции в интернете

чтобы сделали по-другому с этим переходом

более безопасно

чтобы другие ребята

не могли так перебегать

Мне это уже не нужно

Мне хочется велик себе купить нормальный

Я хочу трюковый велик

Я хочу ребенка, трех мальчиков

Хочу еще нормальный телефон фоткать

хочу получить образование

я все хочу

я не знаю, кто этот дед может он тоже

а я знаю кто я

я – Максим

Максим

Катя Капович Бабочка огонь перелетела

«Чуден вечер природы…»

Чуден вечер природы
сразу после дождя,
водомерка гнет воду
золотого пруда.

Так вечернее солнце
напрягло горизонт,
что вот-вот и вернется
дальний берег, твой сон.

И стоишь, как на грани,
своего ничего,
всё – одно лишь сиянье,
отражение всё.

Памяти Николая Гумилева

Когда за две недели до расстрела
он в чайнике заваривал заварку,
вдруг бабочка огонь перелетела,
две белые, высокие махалки.

Она порхала там неосторожно
и в воздухе мелькала под плафоном,
она вовсю кружила по окружной
в предутреннем пространстве искривленном.

Потом он присела и застыла,
два крылышка сложила и устала,
и тихою была, как гроб-могила,
но в этом мире надпись написала.

В холодном синем воздухе коморки,
прекрасная, как мебиуса лента,
что солнце поднимается с Востока,
что счастье абсолютно, перманентно.

Покупка

Да будет счастье, счастье без причин,
простое счастье в клетку и в полоску,
покупка телевизора «Рубин»,
законное жилье на Димитровской.

Я помню, как везли его домой
и как таксисту оставляли трешку,
по лестнице несли под «боже мой»,
и втаскивали в дверь под «осторожно».
Сначала он зеленую тоску,
потом тоску сиреневую выдал,
упрямый ящик с дырками в боку,
он так все лица безнадежно выгнул.

Но кто-то там из общего двора
пришел, принес, сам приложил усилья,
из проволки под общее «ура»
антенну привинтили, прикрутили.

И в нашей жизни в двести двадцать вольт,
пусть что угодно утверждают снобы,
но было, счастье, счастье первый сорт,
бессмысленное счастье высшей пробы.

Евгения Некрасова Лакшми