А вторая попытка была словно любовь небывалая, как в песне композитора Покрасса. Все чинно-благородно, в Калининграде-Кёнигсберге, на приморском рынке, моряки из загранки торгуют, граждане покупают, менты в стороне стоят, никто не скрывается. Я туда прямо с мамой пришла, мне уже шестнадцать. И тут счастье привалило просто охапкой. И джинсы купили, не «Левайс», конечно, но настоящие, голубые, тертые, за сто двадцать, и еще майку-футболку и даже пакет целлофановый, чтобы с пакетом прохаживаться. Я с пакетом прошлась, пакет в руках, не стертый, новенький, чувствую, что лучше не бывает. Правда, идти особо некуда, так что я в основном на диване опять лежала, с Диккенсом, но зато в джинсах, в майке, и пакет рядом. Вот это точно было счастье.
А потом опять не припомню. Конечно, в университет приняли, это раз, дети родились, это два, кому моя биография интересна. Гримм смотрит с участием, подсказать не может, хоть бы сказку какую выдумал, счастье мое ушастое.
Пришлось опять Жене звонить. Она мне говорит, ты что, подруга, ты же в Париже живешь, это что, не счастье разве? Ты про Париж пиши давай!
А что про Париж. Вот приехали, живем мы с дочерью, понятно, Машей, восьми лет от роду, в комнате в восемь метров площадью. У нас там сундук железный, машинка печатная, еще с ятями, и, опять же, диван, но не роскошный с подушками, а так себе, раскладной. В стене у нас пол-окна, вторая половина на другую, простите за выражение, квартиру приходится. Тут же раковина и плита из одной конфорки. Но это нормально, потому что в раковину тоже только одна тарелка вмещается. Боком, правда. Блюдечко зато можно прямо так поставить. И из этих восьми метров выделены удобства. Туалет, правда, размера нормального, зато душ из той же серии, что кухонная раковина. Можно, например, вымыть ногу. Если быстро, то две. Потом нужно опять ждать, когда вода нагреется. Нагрелась – счастье.
А главное счастье было, когда я однажды попыталась открыть пол-окна. Не потому, что из него хлынули потоки света. Этого не было, не скажу. Я и не ждала, потому что двор был узким колодцем, я бы даже сказала, шахтой. Счастье я почувствовала даже не тогда, когда прямо перед носом что-то сверху просвистело. Это что-то оказалось – нож. Тогда было не до счастья, а то, что я почувствовала, называется «оторопь». Но зато в душе поднялась, как писал, видимо, какой-то поэт, волна счастья, когда я услышала разговор наверху. Переругивались из окон. «Ты бы штаны своего м… где-нибудь в другом месте трясла!» – кричала соседка с предпоследнего этажа. Ей не нравилось, что когда штаны трясут из окна, то из карманов ножи на головы падают. А она как раз покурить высунулась. А с последнего ей отвечает честная мужнина жена и хорошая хозяйка, которая на ночь аккуратно встряхивает одежду своего м… в окно и складывает ее затем на стуле. «А у меня вид на жительство есть!» – кричит. Понимает, что победила, как щелчка дала, и окно захлопнула. И наполнила мой вечер весельем и счастьем. Не каждый день такой разговор услышишь.
Права Женя, было в Париже счастье. Стены, например, в нашей квартирке были зеленые, от плесени, и однажды к нам пришел старый португалец красить их в белый цвет. И сказал, что я счастливая, потому что у меня есть образование и машинка с непонятными буквами. Счастливее его, потому что у него образования нет и он всегда будет красить стены. Я ему не поверила, потому что когда раскладывался местный диван, то нам с дочерью Машей уже было негде ступить на пол. Но он, конечно, был прав, потому что таким счастливым и молодым полагалось летать. Мы, видимо, и летали, ходить-то было негде.
И мы еще не знали своего счастья. Потому что потом к нам пришла жить чужая женщина Лена. Нас с ней познакомил наш общий знакомый Лева, физик, имевший на меня виды. В основном он имел виды на то, чтобы меня поучать. Ты ничего не достигнешь, говорил мне он. Ты должна заниматься бебиситтингом, иначе ты пропадешь. Я не хотела заниматься бебиситтингом, а хотела стучать на машинке, чтобы можно было заплатить за диван, пол-окна и миниатюрную раковину и чтобы кто-нибудь занялся бебиситтингом с дочерью Машей. Но у Левы была зарплата солидного физика, и он был, конечно, прав и отнимал у меня последнее счастье.
Вот я покажу тебе настоящую счастливую семью, сказал он. Посмотри, они тоже приехали в Париж, у них две приличные зарплаты, полная семья, мальчик, такого же возраста, как Маша, нормальная квартира. Мы пойдем к ним ужинать.
Мы пошли и познакомились с Костей и Леной, с полной семьей, и мальчиком Лешей, которого Маша отвергла, несмотря на уговоры вести себя прилично и дружить.