Счастье. Двадцать семь неожиданных признаний

Ну, понятно, что такое правильная карпатская турбаза. Несколько жилых корпусов, стилизованных под альпийские шале, как бы ступеньками вниз по склону… Турбаза была отстроена не до конца – выше строилось еще одно шале, там были ямы и рвы и деловитые черноволосые мелковатого роста местные строители, переговаривающиеся высокими птичьими голосами. Отдельно стоящий ресторан, понятное дело, декорирован в карпатском стиле – верета, валашки, лижники, косивская керамика. Кормили отлично (в Украине трудно найти место, где кормят плохо) и даже не то чтобы сильно дорого. Деруны, банош, жареная форель… Все вот это. Еще жив был пан Кумлик, собиратель карпатских музыкальных инструментов, он приводил в эту ресторацию своих музыкантов и играл что-то этническое и веселое, то, что играют гостям…

Нам должны были компенсировать дорогу, на это мы и рассчитывали, то есть на то, что что-то выплатят и мы тут как раз на это будем жить, но спонсор конференции неожиданно улетел в Киев улаживать какие-то бизнес-дела…

Иногда у нас, честно говоря, бывали периоды безденежья, так что мы не особо переживали, тем более спонсор должен был рано или поздно вернуться. Другое дело, у кого перехватить деньги до его возвращения – вопрос на самом деле достаточно щекотливый. В конце концов мы одолжились у кроткого Игоря Сида, у которого было немногим больше, чем у нас… Потому мы заказывали с мужем одну порцию дерунов на двоих и загадочно отмалчивались в ответ на предложения настоящих писателей обратить внимание на вот эту прекрасную форель. Я бы и не упоминала тут об этом, дело-то житейское, но речь идет как раз о счастье.

От постоянного самоограничения в конце концов у меня разболелась голова, таблеток тоже при себе не оказалось, но какое-то обезболивающее нашлось у доброй жены одного из настоящих писателей. И я с утра выпила эту самую таблетку от головной боли и вышла из номера, где все было деревянное и резное, посконное и домотканое, на крыльцо.

Я приписываю этот эффект таблетке. Да еще на голодный желудок.

Все вокруг излучало счастье. Плиты зернистого гранита, которыми была выложена дорожка, были розовыми и мокрыми. Штабель древесины, запасенной строителями, остро пах этой самой свежей древесиной.

В желтом цветке сидела пчела.

Воздух был медовым.

То есть буквально медовым, при вдохе он распадался на множество сладких элементов, там была мокрая трава, и полынь, и вереск, и хрен знает что еще.

Я люблю запах нагретых солнцем морских водорослей, высохших, пружинистых, в которых снуют мелкие морские блохи. Горы я вообще-то не очень понимаю. Но самые острые моменты счастья для меня связаны с горами.

Скажем, еще в то время, когда у меня была профессия, я нечаянно попала на Эльбрус, рядом с ледником, и вот ощущение солнца буквально на коже, и белый режущий свет снега, и мохнатые лиловые толстенькие цветы, и там, далеко-далеко, совершенно бесшумно сходит лавина…

Здесь, конечно, работает что-то очень простое. Чистая биохимия. Может быть, недостаток кислорода стимулирует выброс каких-то гормонов? Хотя вот в Москве тоже недостаток кислорода – и где счастье? Наверное, все-таки какие-то фокусы с кислородом. Недаром люди так настырно лезут в горы.

Это счастье дается даром и не требует расплаты. Его не могут отобрать, потому что оно по определению мимолетно, внутренние весы, вдруг волшебным образом замирающие в неустойчивом равновесии, тончайшая калибровка, которая вот-вот будет нарушена в силу самой своей природы.

Мне всегда казалось, что люди, живущие в правильных местах, должны быть очень счастливы. Ну вот когда ты выходишь из дому и видишь правильным образом устроенный пейзаж, горы, поросшие темным лесом, остроконечные дома, рододендроны за оградами… Или каждое, каждое утро, отправляясь на работу, и каждый, каждый вечер, возвращаясь с работы, ты видишь море. Утреннее и вечернее море, какое счастье! Или трамвай каждое утро везет тебя по старому городу, брусчатка блестит дождем, серые стены, яркие зонты, и что бы ни случилось, трамвай будет везти тебя по старому городу, и никто-никто у тебя не отберет… Ни море, ни старый город, ни горы, поросшие темным лесом, ни огромную реку с тремя мостами, все это дается тебе даром, просто так, не требует расплаты, не взывает к возмездию.

Но, во-первых, они не очень счастливы.

Во-вторых, все равно отбирают или могут отобрать.

Иногда, чтобы не было совсем больно, ты отбираешь у себя это сама.

Ольга Вельчинская. Кувшин [15]

Тем летом мы жили на Оке, в деревне Кременье. Местные говорили, будто бы село выстроили сосланные Петром староверы, а в те мои детские времена едва ли не во всех избах снимали летнее жилье московские художники.