Счастье 17.06.2009

СТЕКАЧОВ  М. И. — Денисюк боялся, что Матвей своим чудом, зеркальцем-то, солдат разложит, отобьет от войны, ну, и долбанул этого бога.

ДЖЕЙКАЛО  Ф. Ф. — Конечно, Матвей был шпион. Если бы он не шпион был, то белые его из винтовок смыли бы с окопов. А то сидит себе, как огурчик, и никто в него не попадает.

ТИТОВА  А. И. — Явственно представлено, как этот старичок в холщевой рубашечке по окопам похаживает, хлебушко в кружечку с водой помакивает. Ну, и правда подумаешь, что он святой.

БОЧАРОВ  Ф. 3. — Ядрено раскрашено! Баско. Видать, как бог-Матвей из лесочка выезжает на коне, а у него скляночка на лбу посверкивает.

БОЧАРОВА  А. П. — Все солдаты шибко в сумление вошли. Може, он и правдишный бог? Стреляют, а у самих у них дрожь по рукам ходит. Пуля деда не берет. Как не чудо? Вот у всех в голове и пошел разброд.

БЛИНОВ  Е. С. — Случается так... Написано ясно, хорошо.

БЛИНОВА  Т. П. — Вишь, он с хитростью шел на войну, дед этот. «Не надо воевать». Брехло какое! Думал скляночкой обмануть.

СТЕКАЧОВ  Т. В. — Этому писателю завсегда так писать надо. А то в других рассказах у него куда ни торкнешься, — ровно на камень налетишь. Ничего тебе в них не берется в голову.

Единогласное заключение:

Из рассказа видно, как должен поступить неверующий большевик, когда его надувают религией. В нем показано, как белые на войне «околпачивали красных религией». В деревне этот рассказ прочтут с интересом и поймут его. Поставить его во вторую очередь.

А. Неверов «Ташкент — город хлебный»

Читано с 20 по 22 марта 1927 года

ЗУБКОВ  П. С. — Придраться тут не к чему. Нужно человеку быть без сердца, чтобы не почувствовать всего, что написано в этой книге о голоде и о человеческих страданиях. Проще и лучше этого не напишешь. Хоть не рыпайся никто.

ДЖЕЙКАЛО  Ф. Ф. — Тут хоть дурак скажет, что писал мастер. Все впечатление прямо ложится тебе на душу огромным камнем. Много тут и горя, много и смеха.

БЛИНОВ  Е. С. — Об этой книге можно долго подумать и до слезы опечалиться. Мыслей она не разбрасывает по сторонам, а сжимает их в кучку, когда слушаешь ее. Вот у этого писателя надо учиться нынешним многим молокососам-писателям.

КРЮКОВ  М. Ф. — До последу проняло меня это чтение. Лица все выяснены — лучше и не надо. Вот они тут. Всех различу, про всех расскажу. Ужасти голода обрисованы так, что аж холодно мне стало. B некоторых местах книги такое жалостное чтение, что слезы сами текут, и никак их не опишешь.

СТЕКАЧОВ  Т. В. — Смерть и голод... Пляс и смерть... Ужас и голод на каждом шагу. Отдыху сердцу нету. Неохота с Мишкой расставаться ни на один шаг. Так и бродил бы за ним повсюду. Довеку не забуду я этого описания. Жалко мне парнишка в рогожке. Да тут всех жалко, кого ни возьми.

НОСОВ  М. А. — По всему телу моему прошло дрожание, во всех местах чую и радость, и муторь, и кручину. А уж про описание и говорить нечего. Дюже специально написано! Не пишет, а лупит тебя бичом.

ШИТИКОВ  Д. С. — Наготово эта штука превосходная. Хорошими мужичьими словами написана. Не так, как другие: пишут только для интеллигенции, а этот хоть кому пойдет, всякому угодит... Видал я такие случаи, как с Мишкой. Сам много раз кусочником был и шлындал по белу-свету, горе мыкал.

СТЕКАЧЕВ  М. И. — Многие ныне пишут, да немногих можно читать. Есть черт знает что такое пишут! Я вчера в «Красной нови» читал стихи: кухарка какая-то, лакеи... Что они делают, что говорят? Куда оно приведет, думаешь? И так ничего не взял от стиха. Никуда его, ни с какого боку не подогнал ни к кухарке, ни к повару. А вот, например, читаешь «Бородино» Лермонтова или басни Крылова, или еще что хорошее — знаешь, уже, к чему дело идет. Неверов — ясный, у него все видно, что к чему и куда гнет. У него и в «бога-мать» и в «веру-царя», и вляпался в г... о. Все у него к делу, к большому делу. Всегда так бывает, как рассказано в книге этой: горе, радость и смех живут рядом.

ЗУБКОВА  В. Ф. — Все бабы про Мишку про этого только и говорят теперь. Зазнобно он к ихнему сердцу пришелся. А у меня, пока читали, все время непрошенные слезы набирались. Как же? Не большой страждает, а малый ребенок. Его жальче, чем большого.

БЛИНОВ  И. Е. (обращается ко мне. — А. Т.) — Напиши ты, пожалуйста, чтобы все писатели, так для деревни писали. Тогда их интереснее будет и читать. Так и скажи: мужики говорят, что, может быть, многие нынешние писатели хороши, но ни к чему они. Скажи, что непонятны они, резонту в них мало. Не по вкусу они деревне. Вот Лидин и Катаев — хорошие. Но, а уж лучше Неверова, поди, и не сыскать. Этот «Ташкент» узлом перекрутит хоть какого упорного человека.

Общее мнение:

Книге этой первое место в деревне. Она воскрешает перед читателями и слушателями ужасный момент нашей революции — голод и разруху и воспитывает чувство сострадания к бедствующему пролетариату. Писатель же, Неверов, за один «Ташкент — город хлебный» по праву должен занять в русской литературе место рядом с великими писателями.

Юрий Олеша «Зависть»