Коттон Хейз отпил кофе и улыбнулся. Он был высокого роста, более шести футов, и весил сто девяносто фунтов. Голубые глаза и квадратная челюсть, на подбородке — глубокая ямочка. Огненно-рыжие волосы казались еще ярче в лучах ленивого октябрьского солнца. На левом виске выделялась седая прядь — след давней ножевой раны, когда ему сбрили волосы, чтобы сделать шов, и шрам зарос уже седыми, а не рыжими волосами. Хейз этот феномен объяснял так: «Уж очень я тогда испугался».
Улыбаясь Мейеру, Хейз заметил:
— Молодежь всегда агрессивна, разве ты не знал?
— И ты против меня? — спросил Клинг. — Это заговор!
— Не заговор, — поправил Мейер, — а запрограммированная в нас ненависть. В этом причина всех бед в мире — слишком много ненависти. Между прочим, кто-нибудь из вас знает, под каким лозунгом будет проходить неделя борьбы с ненавистью?
— Нет, — ответил Хейз, делая вид, что серьезно воспринимает вопрос, — а под каким?
— Смерть ненавистникам! — сказал Мейер, и в это время зазвонил телефон. Хейз и Клинг, сидевшие молча, с опозданием засмеялись. Мейер сделал им знак не шуметь. — Восемьдесят седьмой участок, вас слушает детектив Мейер. Что, мадам? Да, я детектив. Что? Нет, не могу сказать, что я здесь самый старший. — Пожав плечами, Мейер посмотрел на Клинга и поднял брови. — Лейтенант сейчас занят. В чем дело, мадам? Да, мадам, что? Сука, вы говорите? Да, мадам, понятно. Нет, мадам, вряд ли мы сможем удержать его дома. Это не входит в компетенцию полиции. Я понимаю. Сука… Да, мадам. Нет, мы вряд ли сможем выделить сейчас кого-нибудь. Сегодня как раз у нас не хватает людей. Что?.. Мне очень жаль, что вы так думаете, но вы понимаете…
Он замолчал и посмотрел на телефон:
— Она повесила трубку.
— В чем дело? — спросил Клинг.
— Ее дог бегает за соседской сукой, коккер-спаниелем. Мадам хочет, чтобы мы или заставили ее дога сидеть дома, или сделали что-нибудь с этой сукой. — Мейер пожал плечами. — Любовь, любовь, все беды от любви. Вы знаете, что такое любовь?
— Нет, а что такое любовь? — спросил Хейз тоном пай-мальчика.
— На этот раз я не шучу, — заметил Мейер, — я философствую; любовь — это подавленная ненависть.
— О господи, какой циник! — вздохнул Хейз.
— Я не циник, я философ. Никогда не принимай всерьез человека, высказывающего вслух свои мысли. Как можно испытать блестящие идеи, если не делиться ими с ближними?
Вдруг Хейз обернулся.
За деревянным барьером, отделяющим дежурную комнату от коридора, стояла женщина, которая вошла так тихо, что никто из полицейских не услышал ее шагов. Она откашлялась, и этот звук показался таким громким, что полицейские повернулись к ней почти одновременно.
У нее были матово-черные волосы, собранные в пучок на затылке, карие глаза лихорадочно блестели, она не подвела их и даже не накрасила губы, лицо ее было белым как мел. Казалось, она смертельно больна и только что встала с постели. На ней были черный плащ и черные туфли на босу ногу. Кожа на ногах, таких тонких, что казалось чудом, как они держат ее, была такой же мертвенно-белой. Она цепко держалась костлявыми пальцами за кожаные ручки большой черной сумки.
— Слушаю вас, — сказал Хейз.
— Детектив Карелла здесь? — спросила женщина глухо.
— Нет, — ответил Хейз, — я детектив Хейз. Могу я узнать?..
— Когда он вернется? — прервала его женщина.
— Трудно сказать. У него были какие-то личные дела, потом он будет выполнять специальное поручение. Может быть, кто-нибудь из нас?..
— Я подожду.
— Возможно, вам придется ждать долго.
— У меня много времени, — ответила посетительница.
Хейз пожал плечами:
— Хорошо, пожалуйста. Там, снаружи, есть скамья. Если вы…
— Я буду ждать здесь. — Хейз не успел остановить ее, и женщина, толкнув дверцу, вошла в дежурную комнату, направляясь к незанятым столам в центре помещения; Хейз пошел за ней.
— Простите, мисс, — сказал он, — но посетителям не разрешается…
— Миссис, — поправила она, — миссис Фрэнк Додж.
— Простите, миссис Додж, мы пускаем сюда посетителей только по делу. Я уверен, что вы поймете…
— Я пришла по делу. — Женщина сжала тонкие бледные губы. — Хорошо, не можете ли вы сказать мне?..
— Я жду детектива Кареллу, детектива Стива Кареллу, — повторила она. В ее голосе неожиданно прозвучала горечь.
— Если вы хотите подождать его, — терпеливо объяснял Хейз, — то вам придется посидеть на скамье снаружи. Мне очень жаль, но это…
— Я буду ждать здесь, — упрямо сказала женщина, — и вы будете ждать.
Хейз посмотрел на Мейера и Клинга.
— Мадам, — начал Мейер, — нам не хотелось бы проявлять грубость…
— Заткнись!
Слова женщины прозвучали как приказ, а рука ее скользнула в правый карман плаща.
— Это 38-й калибр, — сказала женщина.
Глава 2
Женщина неподвижно сидела на деревянном стуле с прямой спинкой, держа в руке револьвер 38-го калибра. Уличный шум, казалось, подчеркивал тишину, установившуюся в дежурной комнате после ее слов. Трое детективов посмотрели сначала друг на друга, потом на женщину и неподвижный ствол револьвера.
— Положите на стол оружие, — сказала женщина.
Мужчины никак не отреагировали на ее требование.