Сбытчик

— Что-то я не помню, чтобы тебя перевели в следственный отдел, — уклонился от ответа Дэнни.

— Если хочешь поязвить, стукач, то вешай трубку.

— Я хочу поговорить с Кареллой, — настаивал Дэнни. — Ты передашь ему, что я звонил?

— Карелле сейчас не до передач, — сказал дежурный сержант.

— Что это значит?

— Сегодня днем в него стреляли. Он умирает.

— Что?

— Что слышал.

— Что? — повторил ошарашенный Дэнни. — В Стива… Ты не шутишь?

— Не шучу.

— Кто стрелял в него?

— Мы и сами хотели бы знать.

— Где он?

— В городской больнице. Можешь не ходить туда. Он в реанимации, и я сомневаюсь, что ему позволят беседовать с осведомителями.

— Он не умирает, — сказал Дэнни, словно убеждая самого себя. — Слушай, ведь он не умирает, правда?

— Его нашли почти замерзшим, и крови он потерял очень много. В него накачивают плазму, но в груди три дырки, так что дела его плохи.

— Слушай, — пробормотал Дэнни. — Боже мой.

Он замолчал.

— Ты закончил, стукач?

— Нет еще… В городской больнице, говоришь?

— Повторяю тебе, не трать время. Там и так половина следственного отдела.

— Да, — протянул Дэнни. — Подумать только…

— Карелла — полицейский что надо, — заключил сержант.

— Да, — еще раз сказал Дэнни и, помолчав, попрощался: — Пока.

— Пока, — ответил сержант.

* * *

Послушавшись сержанта, Дэнни Гимп отправился в больницу только на следующее утро. Он размышлял весь предшествующий вечер: удобно ли ему идти в больницу? Узнает ли его Карелла? А если будет в силах сказать «Привет!», то захочет ли? Хотя с Кареллой их связывали деловые отношения, он знал, что осведомители — не самые уважаемые люди. Карелла может и рассердиться.

В этих размышлениях прошла вся ночь. Неизвестно почему, но ему хотелось увидеть Кареллу, пока тот еще не умер. Увидеть его, поздороваться, а может, и пожать ему руку. Наверное, это из-за Рождества. Дэнни позавтракал, надел хороший костюм, свежую сорочку и лучший галстук. Он хотел выглядеть прилично, чтобы как-то уравновесить неприличие своей жизни. Ему почему-то было важно выказать заботу о Стиве Карелле и получить от него признательность.

По дороге в больницу он, после немалых колебаний, купил коробку конфет. В больнице наверняка будет полно полицейских. Так ему сказал сержант. И не глупо ли осведомителю приходить с конфетами? Он едва сдержался, чтобы не выбросить коробку. В конце концов, когда приходишь навестить кого-то в больницу, обязательно приносишь с собой что-нибудь, как бы говоря: «Мы тебя помним, ты обязательно выздоровеешь». Дэнни Гимп вступал в вежливый, респектабельный мир, и правила этого мира он будет выполнять.

В ту субботу, 23 декабря, над больницей висело серое небо. В воздухе появились первые снежинки, и Дэнни мельком подумал, что тем сотням людей, которые мечтали о снежном Рождестве, кажется, повезло, но, когда через вращающиеся двери он входил в широкий белый вестибюль больницы, его охватила печаль. На стене напротив регистратуры висел рождественский венок, но в самой больнице ничего праздничного не было. Девушка-регистратор чистила ногти. На скамье сидел немолодой мужчина со шляпой на коленях и бросал взгляды на дверь отделения «Скорой помощи».

Дэнни снял шляпу и направился к регистраторше. Девушка не подняла головы. Она продолжала чистить ногти с тщательностью японского рабочего. Дэнни откашлялся.

— Мисс? — сказал он.

— Да, — ответила девушка, не отрываясь от своего занятия.

— Я бы хотел навестить Стива Кареллу, — сказал Дэнни. — Стивена Кареллу.

— Как вас зовут, сэр? — спросила девушка.

— Дэниел Нельсон.

Девушка отложила пилку в сторону и, не глядя, взяла со стола машинописную страничку. Изучив ее, она сообщила:

— Вас нет в этом списке, сэр.

— В каком списке? — спросил Дэнни.

— Мистер Карелла находится в критическом состоянии, — объяснила девушка. — Мы пускаем к нему только членов семьи и некоторых полицейских. Сожалею, сэр.

— Как он там? — спросил Дэнни. Девушка бесстрастно посмотрела на него.

— Мы говорим, что человек в критическом состоянии, только когда он действительно находится в критическом состоянии, — сказала она.

— Когда… когда что-нибудь прояснится? — спросил Дэнни.

— Я не знаю, сэр. Он может выжить, а может и умереть. Боюсь, это от нас уже не зависит.

— Ничего, если я подожду здесь?

— Разумеется, сэр. Вы можете посидеть на скамейке, если хотите. Но, возможно, вам придется долго сидеть. Понимаете?

— Понимаю, — сказал Дэнни. — Спасибо. Он внутренне негодовал, что его лучшие чувства оскорбляла молодая вертихвостка, которую собственные ногти занимали больше, чем жизнь и смерть. Пожав плечами, он пошел и сел на скамейку рядом со стариком. Старик тут же повернулся к нему.

— Дочь порезала руку, — сказал он.

— Вот как? — откликнулся Дэнни.

— Открывала консервную банку и порезала руку. Как вы думаете, это опасно? Порезаться консервной банкой?

— Не знаю, — ответил Дэнни.

— Наверное, опасно. Они сейчас зашивают ей рану. Кровь из руки рекой текла.

— Все будет в порядке, — утешил его Дэнни. — Вы не беспокойтесь.

— Надеюсь. Вы пришли навестить кого-нибудь?

— Да, — сказал Дэнни.

— Друга?