— Днесь зашел к ней узнать, что свет не зажигается в окошках, — рассказывал дед Ерофей, ближайший сосед бабушки Веры. — Спросил, что надобно. Умру, говорит, скоро, а родных никого не осталось. Хочу, говорит, Серёжку напоследок увидеть — тебя, значит. Вызови как-нибудь, дождусь его.
— Я спрашиваю: как же вызвать его? — рассказывала дальше Пелагея, которая приползла с другого конца деревни. — На столбе только экстренные звонки, а с мобильного не вдруг дозвонишься. А ты, говорит, из моего дома попробуй набрать. Я набрала дочку и надо же — с первого раза дозвонилась. И связь не прерывалась.
— Ты, это, в баньке бы помылся, — предложил Ерофей, — мало ли что у ней в доме.
— Воды да дров помоги натаскать, а мы с Ерофеем протопим, — добавила Пелагея.
Отведя душу в баньке, я осторожно постучался к бабушке Вере.
— Что не сразу ко мне пришел? — встретила она меня вопросом.
— Да вот, решил помыться в бане у деда Ерофея.
— Да вижу — так и несет от тебя банным духом.
— А я думал, бабушка, ты не учуешь из-за духа сушеных трав у тебя, — ответил, слегка улыбнувшись.
— Это хорошо, что про травы помнишь. Чувствую, что нонече тебе без них не обойтись.
— А что должно случиться? С чего ты взяла?
— Знаю я. Мальцом ты еще был. Глотнул ты случайно зелья, приготовленного мною для другого. С тех пор в последние дни уходящего года снятся тебе сны тревожные. На перемены в новом году.
— Это всего лишь сны, бабушка Вера. После встречи Нового года они не снятся.
— Так и должно быть. Пока был молодой, сны не вредили тебе.
— Да я как бы и сейчас…
— Давно я тебя не видела, — прервала она. — Постарел, не та хватка. Затем и вызвала, чтобы снять наговор с зелья. Да силы прибавить тебе.
— Сказки все это, бабушка, не верю я в эти ведьмовские штучки.
— Не веришь — и ладно. У кого остановился на ночлег?
— У деда Ерофея.
Далеко за полночь в приютившем меня доме не смолкали беседы о прошлой жизни в деревне. Вспоминали тех, кого уж нет и тех, кого судьба разбросала по разным сторонам. Пелагея довольная ушла к себе в избу, дед Ерофей забрался на печь, справив для меня заранее постель вт горнице.
Каждый год, двадцать первого декабря, незадолго до полуночи меня неумолимо тянуло на свежий воздух. А потом невинная прогулка продолжалась во сне и заканчивалась происшествием. Я попадал под машины, на меня обрушивались комья снега и льда с крыш, я замерзал в проруби, образовавшейся подо мной в трескучий мороз. На меня нападали неизвестные и с жестокостью убивали. С каждой новой прогулкой я учитывал прошлый опыт и уходил все дальше от дома. И в чистом поле, и в дремучем лесу я замерзал или был растерзан зверями.
Сегодня я поломал традицию и не вышел на прогулку. Как же оказывается просто не попасть под влияние рока, преследующего тебя в снах. Дед Ерофей покряхтел на печи и затих. За окном надрывалась метель, я приподнялся с кровати, заглянул в него. И отпрянул. Мне показалось на миг, что кто-то посмотрел на меня через окно нехорошим взглядом. Сквозь узоры на стекле невозможно было догадаться, кто бы это мог быть. Пелагея решила вернуться? Нет — у последних деревенских жителей есть ключи от домов соседей. Так, на всякий случай. Бабушка Вера? Она и по дому еле ходит.
Я наскоро оделся, выглянул на улицу. Свет из сеней выхватил клуб ветра со снегом и чью-то фигуру, удаляющуюся от дома.
— Эй! Кто вы?
Фигура остановилась, посмотрела в мою сторону и продолжила путь во тьму. Я побрел за ней, пытаясь выяснить, кто это и что делает возле дома деда Ерофея. Она остановилась и смотрела в упор, как я приближаюсь. Когда расстояние между нами осталось на вытянутую руку, фигура прыгнула, повалила в снег и оседлала меня, начала наносить тяжелые удары по мне. Это был мужчина — такая силища была в незнакомце. Я барахтался под ним, пытаясь скинуть с себя, несколько раз в ответ ударил его. Но он был сильнее и увёртливее.
Вскоре я почти не сопротивлялся ударам. Мужик соскочил с меня и начал пинать. Он делал это с остервенением, не разбирая, на какую часть тела обрушится его сапог. Сил моих доставало только на то, чтобы прикрывать лицо руками. Глаза застилала кровавая пелена. Мужик приподнял меня за грудки, приблизил свое лицо и прохрипел:
— Вот и встретились.
— Кто ты?
— Я тот, у кого ты выпил его долю.
Перед тем как провалиться в беспамятство, я вспомнил сегодняшние слова бабушки Веры.
Тело ныло. Ни рукой, ни ногой я пошевелить не мог. Разлепив глаза, увидел над собой лицо деда Ерофея:
— Кажись, пришел в себя, Верка.
— Теперь с ним все будет в порядке, — послышался в ответ ее голос. — Пелагея, не забывай его отпаивать настоем.
Затем я увидел бабушку Веру вместо Ерофея:
— Повезло тебе, Сережка. Хорошо, Ерофей чутко спит, услышал твои стоны. А то добили бы тебя или замерз бы.
— Как же он мог слышать, — еле шевелил языком я, — там такая метель…
— А ты и не был там, — ласково ответила она, — тебе приснилось.
— А как же вот это все?.. — показал глазами я на свое побитое, безвольное тело.
Вместо ответа, в меня почти насильно влили терпкий, чуть горьковатый настой из трав.