Сборник рассказов. Бармалеева пустота

— А чем ты в нем занимался? — с еще большим подозрением спросил Винни.

— «Оскара» искал.

Винни-Пух захлопал глазами.

Появился Пятачок, который сходу налетел на ёжика:

— Ой, Винни! Больно и щекотно… — радостно захрюкал он. — А что здесь делает ежик?

— Оскара ищет.

— А это кто? — Пятачок весело посмотрел на Ёжика.

— А это самая престижная голливудская награда Академии Киноискусств, — к компании степенно подоспела Сова. — Я читала об этом в Хрониках.

— Не там ищешь, Ёж, ха-ха-ха… — Пух развеселился.

— Теперь точно не найду, — Ёжик погрустнел, — без тумана — никак.

— А зачем тебе «Оскар», Ёжик? — участливо спросил Пятачок.

— Для престижа ему, — ответила Сова.

— Нет, Сова, для того, чтобы чаще к другу с гостинцем ходить и еще лучше звезды считать, — ответил Ёжик.

Винни-Пух оживился:

— А что в узелке, Ёж?

— Ничего, Винни-Пух, клок сена в нем, — со вздохом ответил ёжик.

— А давай, Ёжик, я познакомлю тебя с осликом Иа? Вы понравитесь друг другу, — предложил Пятачок.

— Глохни, Пятачок, у Ёжика горе, а ты дружбу навязываешь, — Винни укоризненно посмотрел на братишку, затем обратился к Сове: — А о чем фильм, старушка?

— Ну, я сама не смотрела, только читала Хроники… — нараспев заговорила Сова. — В фильме много философии, мало беготни, несколько масок…

— Сова, в тумане далеко не убежишь, — заметил Пух.

— Я и говорю, что смысл в тумане… — поправилась она.

— Ты хочешь сказать, что за туманы дают награды, Сова? — Пух что-то начал обдумывать.

— Не совсем так, Пух, — Сова недовольно щелкнула клювом, — философия, которую Ёжик пронес через туман…

— Мало пронес или туман не такой густой, раз на «Оскара» не вытянул, — Винни посмотрел на Ёжика. — Если бы в узелке был мёд, а не сено — больше было бы философии.

— Винни, ежи не едят мёд, — ответила за него Сова и убыла восвояси.

— Вот и хорошо. Никто их не заставляет есть. Пусть носят — всегда найдутся ценители прекрасного.

— И я тоже люблю мёд! — Пятачок с обожанием смотрел на Пуха.

— Сначала я нес варенье, — начал рассказывать Ёжик, — а затем угостил им друга Медведя…

— Это был неправильный туман, — Пух обиженно фыркнул, — не к тому другу привел. Затем он что-то прикинул в уме, предложил: — Скоро с речки туман опуститься, давай, Ёжик, вместе побродим.

— А ты звезды любишь считать? — обрадовался было Ёжик.

— Считай, не считай, а звезды не скушаешь, — Пух разочарованно посмотрел на небо.

— Я пойду, заодно встречу Филина, Собаку, Белую Лошадь… — засобирался Ёжик.

— Этой живностью меня не удивишь. Без горшка мёда — серые будни. А если бы ты внезапно увидел в тумане головы Совы, Ослика Иа, Тигры, Пятачка — тебя паралич разбил бы, Ёжик.

Звезды засветились на небе. Прохлада подступила со стороны речки, опустилась густая роса и скрыла небо. Пух поежился, сказал:

— Пора домой.

— И мне пора, — сказал Ёжик, вскинул узелок, шагнул в туман.

— А сколько звезд на небе, Ёжик?! — крикнул вдогонку Пятачок.

— Знал бы — не считал… — донеслось из белесой пелены.

март 2023 г.

3. Смертельный водевиль

Мара недобро посмотрела на сына:

— Опять в командировку, добряк ряженый? В кого и уродился, непутевый.

— А я здесь причём, матушка? Сопротивляются!

— Неужели сил природы и веры людей в неизбежность зла тебе не хватает, чтобы ломать их сопротивления смерти?

— Видать, вера на лучшее сильнее.

— Отними у человека надежду и он твой.

— Надежду отнять у человека можно, матушка. А чудо исцеления его души предотвратить нельзя. Оно, чудо, не подвластно ни людям, ни мне, ни тебе.

— Ступай, уж. Да без подарков для меня не возвращайся.

— Будут тебе подарки, — Морозко расправил пышные белесые усы, закинул на спину мешок с подарками, посохом отворил дверь и вышел из терема в ночь.

…..

Приближалась самая длинная ночь. Я собрался съездить к дальней родственнице бабушке Вере по просьбам ее односельчан. Ехать не хотелось, так как ее, мягко говоря, я недолюбливал. Нелюбовь осталась с детства, когда все свободное время от учебы я проводил в деревне у своих дяди с тетей и мне приходилось встречаться с бабушкой.

Вроде бы ничего плохого она не говорила и не делала мне, но неприязнь к ней из-за чувства страха прочно осела в моей памяти. Страха из-за ее умения ворожить и гадать на картах. Деревенские обходили ее неказистый домик стороной, но нет-нет да и заглядывали по надобностям своим: поворожить на друзей и недругов, судьбу узнать, травками нужными разжиться.

— Серёжка, — говаривала мне каждый раз, когда заносил ей молоко, — никогда не пытайся узнать, что было, есть и будет. Всего не узнаешь, а голову забьешь чепухой — так и помрешь несчастливым.

Деревня казалась вымершей. Только расчищенная от снега площадка для автолавки перед въездом и три стежки-дорожки к домам говорили, что здесь еще теплится жизнь. По одной из тропок я дошел до избы деда Ерофея. У него и остановился на постой.