Сборникъ объ унiи

О: Вмѣстѣ съ таинствомъ Евхаристіи, совершаемымъ на литургіи, латиняне содержатъ всѣ семь таинствъ. Но есть у нихъ отличія въ совершеніи таинствъ, отчасти въ самомъ взглядѣ на нихъ. По ученію Православія, въ таинствѣ подъ видимымъ образомъ подается невидимая благодать Божія, подается такъ, якоже хощетъ Духъ Святый и потому непостижимо для насъ (Іоан. 3, 8). Потому Православная Церковь не присвоила себѣ права по произволу распоряжаться дѣйствіями благодати въ таинствахъ, свято и въ цѣлости храня самые видимые образы и обряды ихъ, какъ искони установленные во Вселенской Церкви. Отсюда совершитель ихъ — есть только строитель тайнъ Божіихъ, орудіе благодати, дѣйствіе которой не зависитъ отъ его лица и доступъ къ которой открытъ равно и совершающему и пріемлющимъ таинство. Это настраиваетъ обѣ стороны къ миру и духовному союзу вѣры, устраняя мысль о духовномъ порабощеніи народа священствомъ. Не то видимъ въ латинствѣ. Здѣсь захотѣли, такъ сказать, всецѣло постичь благодать Божію, овладѣть ею, чтобы потомъ распоряжаться ею по своему произволу. Средствомъ къ тому послужила для латинскихъ мудрецовъ особая школярская наука ихъ (схоластика), въ которой умъ заходилъ за разумъ и которая любила упражняться болѣе въ пустыхъ словопреніяхъ, чѣмъ въ познаніи слова Божія, ученія, преданія и духа Вселенской Церкви и св. Отцовъ, на чемъ стоитъ наука православная. Съ этой-то наукой своею латинскіе ксендзы школяры принялись разбирать тѣ видимые образы, видимыя дѣйствія, чрезъ которыя сообщается благодать въ таинствахъ, и достигли будто бы того, что сумѣли во всей подробности и тонкости познать связь благодати со своимъ видимымъ дѣйствіемъ въ таинствахъ, какъ бы совершенно примѣрить ихъ между собою. Отсюда извѣстныя въ книгахъ латинскихъ выраженія: матерія и форма каждаго таинства. Отсюда опять вышло, что благодать Божію они такъ примѣрили, приковали къ видимому дѣйствію, совершаемому въ таинствѣ, что почти лишили здѣсь свободы Того, Кто даетъ ее якоже хощетъ и якоже вѣсть. Но какъ видимое дѣйствіе есть внѣшнее, представляемое вещественнымъ образомъ, то силу свою оно получаетъ отъ живой силы совершителя, отъ его мысли, намѣренія (интенціи). Онъ здѣсь не служитель только благодати, а обладатель ея, господинъ надъ нею, распорядитель ея. Такъ на мѣсто Христа и Духа Святого сталъ у латинянъ въ таинствахъ ксендзъ, бискупъ, а тамъ папа, какъ бы заслоняющій у нихъ Христа. Это сейчасъ видно въ обхожденіи ихъ съ таинствами. Такъ, въ крещеніи и мѵропомазаніи вмѣсто древняго, православнаго призыванія: «крещается рабъ Божій», «печать дара Духа Святаго», ксендзы и бискупы говорятъ: «я крещая тебя, я запечатлѣваю тебя». Не оправдываются-ли на нихъ слова блаж. Августина, который по поводу словъ Господа: «отпущаются грѣси ея мнози» (Лук. 7, 47), говоритъ: «Благій Врачъ не только современныхъ больныхъ исцѣляетъ, но и будущихъ предвидѣлъ, ибо имѣли явиться люди, которые станутъ говорить: я отпущаю грѣхи; я оправдываю; я освящаю всякаго, кого только крещу». Хотя въ разрѣшительной на исповѣди молитвѣ священникъ говоритъ у насъ: «Азъ недостойный іерей властію Его, мнѣ данною, прощаю…» и проч., но слова эти, мысль ихъ совершенно подчинены начальнымъ словамъ: «Господь и Богъ нашъ Іисусъ Христосъ да проститъ ти…» и проч. А Св. Іоаннъ Златоустъ, показывая, какъ Господь нашъ былъ чуждъ тщеславія, говоритъ: «Не сказалъ Онъ: васъ же Я крещу Духомъ Святымъ, но: имате креститися, научая насъ смиренномудрію». Утративъ это смиренномудріе, римское священство стало самоправно распоряжаться таинствами, видимыми дѣйствіями ихъ и благодатными дарами таинствъ, желая такимъ образомъ держать христіанъ въ духовномъ рабствѣ у себя. Мы видѣли уже, какъ самоправно распорядилось оно таинствомъ Евхаристіи, лишивъ весь народъ святѣйшей Крови Христовой и мудрствуя по школярски: «гдѣ Тѣло, тамъ и Кровь». Но верхъ самоправія показало оно въ таинствѣ Покаянія, такъ что объ этомъ скажемъ особо ниже. Теперь же о нѣкоторыхъ другихъ таинствахъ: такъ въ Крещеніи упущенъ тотъ образъ, какимъ крестился Господь и какимъ потому и должно оно совершаться. А Господь нашъ крестился въ Іорданѣ чрезъ погруженіе (Матѳ. 3, 16; Марк. 1, 5; Іоан. 3, 23); такъ крестили и св. Апостолы (Дѣян. 8, 37. 38). Примѣнительно къ такому образу совершенія крещенія, оно представляется въ словѣ Божіемъ подобіемъ потопа (1 Петр. 3, 19–21), банею водною (Ефес. 5, 26; Тит. 3, 5), спогребеніемъ Христу въ смерть для новой жизни о Немъ (Римл. 6, 4; Кол. 2, 12). Потому и въ древней Церкви крещеніе совершалось чрезъ погруженіе, какъ свидѣтельствуютъ многіе отцы и учители, въ томъ числѣ и Св. Василій Великій, говорящій: «Великое таинство Крещенія совершается тремя погруженіями». Дозволяла древняя Церковь совершать крещеніе и чрезъ обливаніе или окропленіе, но въ особенныхъ случаяхъ, особенно для больныхъ — въ видѣ исключенія. Дозволяетъ это и наша Церковь, признавая, что обливаніе или кропленіе не уничтожаетъ силы таинства. Но не тѣмъ-ли болѣе заслуживаетъ она почтенія, что сохранила въ большой силѣ тотъ образъ крещенія, которымъ крестился Самъ Господь, и который, поэтому, есть самый приличный и для всѣхъ, во Христа крестящихся. Въ таинствѣ Мѵропомазанія папство уперлось на томъ, что однимъ бискупамъ, а не ксендзамъ, даетъ право совершать его. Если же даетъ иногда и имъ, то по особой льготѣ, милости папской, какъ будто въ таинствѣ важнѣе милость папская, чѣмъ установленіе Вселенской Церкви, о которомъ мы точно знаемъ изъ св. Отцовъ и соборовъ. Такъ, напримѣръ, Св. Златоустъ и блаж. Іеронимъ говорятъ, что епископъ (по отношенію къ таинствамъ) ничѣмъ другимъ не отличается отъ пресвитера, какъ только одной хиротоніей, т. е властію рукополагать во священство. Такъ, обидѣвъ въ таинствѣ Евхаристіи народъ, папство въ мѵропомазаніи хочетъ обидѣть священниковъ: ни того, ни другого нѣтъ въ Православіи. Впрочемъ, было бы долго перечислять всѣ (часто не важныя) латинскія отличія въ таинствахъ. Упомянемъ только о таинствѣ Брака. Признавая всю святость и крѣпость брачнаго союза, Православная Церковь разрывъ его допускаетъ въ опредѣленныхъ случаяхъ, указываемыхъ словомъ Божіимъ и примѣромъ Церкви Вселенской. Римская церковь какъ будто строже смотритъ на дѣло, какъ будто совсѣмъ не допускаетъ опредѣленныхъ случаевъ разрыва. Зато она на дѣлѣ даетъ себѣ такую полную власть разрѣшать и расторгать бракъ по своему усмотрѣнію, что кажется не могло быть, особенно въ старину, случая, когда бы папа не могъ этого сдѣлать, если бы хотѣлъ. Примѣромъ величайшаго самоправства въ этомъ дѣлѣ служитъ расторженіе однимъ папой браковъ всѣхъ латинскихъ священниковъ и запрещеніе для нихъ брака, о чемъ будетъ рѣчь. Вообще самоправное распоряженіе бракомъ въ таинствѣ послужило началомъ того униженія брака, которое у нѣкоторыхъ западныхъ христіанъ кончилось уничтоженіемъ его, какъ таинства, даже обряда. Подобное случилось и съ нѣкоторыми другими таинствами.