Сбор грибов под музыку Баха

МОРИ. Да, это был обычный мальчик средних способностей. Затруднение контакта с окружающими людьми – с двух лет до шести – из-за незнания английского языка и неестественное удаление от стихии родного языка несколько затормозили умственное развитие ребенка. И вначале у меня с ним были кое-какие проблемы. Но затем все пошло очень хорошо, и вскоре мы достигли обычного уровня, и он мог разговаривать, как и все дети его возраста. В дальнейшем, когда я стал заниматься с ним по школьной программе, у него обнаружились неплохие данные к языкам, и мальчик усваивал английский и японский в равной степени легко.

ОБЕЗЬЯНА РЕДИН. Когда я узнал от него, что в детстве он играл только Баха, одного лишь Баха, – я переменил свое мнение о ТАНДЗИ и совсем по-другому взглянул на него. Дело в том, что его учитель музыки ЭЙБРАХАМС тоже всю жизнь играл исключительно Баха!.. Ну и я, невеселая ОБЕЗЬЯНА РЕДИН, внезапно был подхвачен и унесен музыкой Баха, словно ураганом, еще в молодые годы.

Это было необъяснимо, как необъяснима всякая катастрофа – о ней можно сказать только то, что она произошла. Случилось это после концерта «Мессы си-минор» (точная дата известна, я ее помню…), исполнял его тогда в Москве хор Баховского общества из Германии. И с тех пор, с того вечера, все остальное в музыке померкло для меня, в том числе и моя собственная музыка – ДОДЕКАФОНИЯ, – сочинением которой я тайно увлекался до этой своей баховской катастрофы…

Я узнал, что ТАНДЗИ, как и его учитель, как и я сам, как и все мы, бахоманы, был поклонником этого музыкального божества… А потом однажды ТАНДЗИ принес из дома кассеты с магнитофонными записями своих исполнений. Прослушав эти записи, я сразу понял, что встретил на своем пути редкий музыкальный феномен. Вот только зачем нужна была эта встреча и почему, для какой надобности – в сумасшедшем доме, где и суждено нам обоим умереть? Впрочем, подобный риторический вопрос мог возникнуть только тогда, в том мире, где я сначала пытался сочинять додекафоническую музыку, а потом забросил это дело и стал смиренно играть на валторне.

Интермедия

ПОДРУГА (озирается растерянно). Чего это такое? Куда это я попала?

ДОДЕКАФОНИЯ. В мир двенадцатитоновой музыки.

ПОДРУГА. Че-во-о?

ДОДЕКАФОНИЯ. Совершенно новые музыкальные возможности! Полное и окончательное торжество демократических принципов в музыке! До четырехсот семидесяти миллионов тоновых комбинаций!!!

«ТОКЭЙ». Нас это интересует. Пришлите прайс-лист со стоимостью одной минуты додекафонической музыки.

ПИКАССО. Она способна, мне кажется, завоевать современный мир, как и кубизм.

ПОДРУГА. Чего-чего? Опять воевать? Да надоела она, проклятая война, нашему народу. Воюйте сами меж собою, разные там япошки, америкашки и немчура западная!

АДАМ. Мой род начал ведь с войны. Начал с того, что первенец восстал на своего младшего брата и зарезал его. Вот так и пошла вся наша история – с войны, войною же и завершилась. Таких-то детей народила мне жена.

ЕВА (ядовито). Это и твои дети, между прочим.

ПИКАССО. Старый спор о том, был ли сотворен мир или он сам сотворился, разрешили кубизм, абстракционизм, ДОДЕКАФОНИЯ – новое искусство. Оно свой мир создавало из ничего, и отражало это искусство ровным счетом ничто. Значит, и ВСЁ остальное тоже могло самопроизвольно возникнуть из ничего…

ГРИБНОЙ КОШМАР (перебивает). Только не я! Не возникал я из ничего, не помню я этого, и все ты врешь, старое коммунисто ПИКАССО! Я всегда был – еще задолго до того, как появилась земля и на ней грибы.

АДАМ. Не помню, чтобы в раю я собирал грибы.

ЕВА. И я не помню такого.