Сбежавший тролль

Улучшитель умолк. Он вспомнил тот день много, много лет назад, когда ему сказали, что он тролль. Он вспомнил все те счастливые годы, когда он верил своим глупым родителям! Та минута, когда он обнаружил, что он тролль, была самой страшной в его жизни. Вы, как добрый читатель, скорее всего, думаете теперь, что он должен был почувствовать симпатию к Тролль-сыну. Но это было не так. Улучшитель сгорал от стыда, вспоминая о собственной глупости: о том, как он верил в то, что он человек. А уж то, что одноглазый тролль вообразил, что люди из Внешнего мира примут его, было просто-напросто смешно.

Но тут у него в голове эхом прозвучала фраза Тролль-папы.

«С тех пор, как он увидел Сэмюэля Блинка с его изящными человеческими манерами…»

И тогда в голове у него зародился и начал расти новый план. Не станет ли он лучшим Улучшителем, если у него будет человек, за которым можно наблюдать, которого можно изучать и использовать в качестве образца? Кто-то, кого он мог бы держать при себе в Башне улучшения. Человек. Чистый, без бугров на лице, хорошо воспитанный человек. Кто-то, кого он мог бы допрашивать, изучать и ставить на нем эксперименты. Да, тогда он сможет точно выяснить, как люди говорят, как они моются, как они одеваются и как они причесывают волосы.

Да. Это был он!

Идеальный инструмент для улучшения.

Настоящий живой человеческий мальчик, которого можно взять за образец.

«Сэмюэль Блинк, — произнес он про себя, оставляя за спиной стихающие мелодии поющих хюльдр. — Твое будущее в моих руках».

Плач

— Ну что, ты не передумал, Хенрик? — сказал мистер Мюклебуст в ту ночь, когда девочки должны были ночевать вместе. — Еще не надумал рассказать мне, что случилось в лесу?

Дядя Хенрик покачал головой.

— Прости, Магнус.

Мистер Мюклебуст испустил такой длинный вздох, что можно было подумать, что его прокололи насквозь.

— Понимаю, понимаю… Тогда, возможно, мне придется пойти и увидеть все своими глазами.

Конечно, мистер Мюклебуст блефовал. Он совершенно не собирался идти в лес. Он так сильно боялся зубных врачей, что о смертоносных лесных существах нечего было и говорить. Он не верил в этих существ, но в то же время он не мог сказать, что не верит в них достаточно, чтобы пойти и узнать все самому.

Что касается тети Иды и дяди Хенрика… Ну, они догадывались, что мистер Мюклебуст блефовал.

— Отлично, — сказала тетя Ида, большим пальцем показывая на лес у себя за спиной. — Взгляни. Давай. Отправляйся завтра. Я могу упаковать тебе с собой обед.

Мистер Мюклебуст посмотрел в окно на темные деревья, которые стояли неподвижно на вершине холма, словно таинственные солдаты, ожидающие приказа. При мысли о том, чтобы вступить в тенистую тьму между стволами, по его телу пробежала холодная дрожь.

— Нет, — быстро произнес он. — Нет. Я придумаю что-нибудь другое. — Затем он посмотрел на Корнелию и подмигнул ей. — Ну, ты ведь будешь хорошей девочкой, да? И когда вернешься домой, обо всем мне расскажешь.

— Да, папочка, не беспокойся, я тебе все расскажу.

Тетя Ида и дядя Хенрик переглянулись, озадаченно нахмурившись, как будто чувствовали, что происходит что-то нехорошее, но не были уверены, что именно. Марта, разумеется, не чувствовала ничего — просто потому, что она ни слова не поняла.

— Завтра мы подвезем ее до дома, — сказала тетя Ида, провожая мистера Мюклебуста в коридор.

— Пока, моя принцесса, — сказал он, выходя из дома.

— Пока, папочка.

И когда дверь закрылась, дядя Хенрик и тетя Ида глубоко вздохнули, набираясь мужества перед вечером, который им предстояло провести с Корнелией.

Марта и Корнелия были в общей спальне, прямо под той частью чердака, где прятался Тролль-сын. Дверь в спальню была открыта, а голос у Корнелии был визгливым, как сирена, так что Сэмюэлю, лежавшему в кровати, было слышно каждое слово.

— Ты знаешь, что люди говорят про лес? — спросила она.

— Нет, — неуверенно соврала Марта.

— Говорят, что он полон странных существ. Таких, как хюльдры, и ведьмы, и тролли.

Повисла тишина, которую нарушила Марта, сказав что-то, но так тихо, что Сэмюэль ничего не разобрал.

Прислушиваясь, он думал об ужасной репутации своей сестры в области хранения тайн. Он вспомнил, например, как однажды она спросила Сэмюэля, ждет ли он вечеринки, которая в качестве сюрприза будет устроена на день рождения.

— Чей день рождения? — спросил он.

— Твой, дурак, — сказала она и только тут осознала свою ошибку.

Или как она рассказала маме об отпуске во Франции, который папа тайно организовал для всей семьи. Или как она выболтала папе, сколько стоило мамино Платье Специально Для Театра. Или как она призналась Сэмюэлю, что съела его пасхальное яйцо после того, как минутой раньше обвинила в этом соседскую собаку. Или как она поведала одной из своих лучших подруг, что Сэмюэль вечно поет во сне колыбельные («Спи, моя радость, усни» была его любимой).