— Позавтракать было бы замечательно, — улыбнулась Лоя.
За весь вчерашний страшный день она успела только перехватить пару пирожков в посольстве, пока жених ходил договариваться со священником, и, несмотря на то, что волнение напрочь лишило её аппетита, теперь она ощутимо чувствовала голод.
— Там Рина нам что-то укладывала с собой, — незамедлительно откликнулся посол, с трудом сворачивая карту одной рукой и отправляя её в седельную сумку. — Но я всё равно планирую попробовать договориться о смене лошадей, так что вы успеете позавтракать нормально, — заверил он, с трудом подавляя весьма заразительный зевок.
Не преуспел, отвернулся и зевнул в сторону.
Не устояв, Лоя последовала его примеру. Спать почему-то хотелось больше, чем ночью.
Отзевавшись, они обменялись понимающими взглядами.
Лое пришлось особенно по душе, что от положенных по этикету извинений они оба по негласному договору воздержались.
Глава четвёртая
До порта они и впрямь добрались к вечеру — уставшие, измотанные и явно на голом упрямстве. Она держалась на одном страхе перед королём, который на территории Райанци всё ещё оставался для них фигурой непобедимой; он — на гордости, поскольку уступать в плане выносливости девушке было бы совсем уж позорно.
Уладив все формальности он, и в самом деле, смог договориться о том, чтобы отчалить незамедлительно.
Лоя некоторое время стояла на палубе, обхватив себя руками, и смотрела на удаляющийся берег. Она любила свою страну — точнее, ту небольшую её часть, в которой родилась и прожила всю свою жизнь, — и ей было больно уезжать отсюда, скорее всего, навсегда. Она думала о людях — тех, которые остались там, в Торкийском замке. О самом замке — особенно о любимом широком окне в протопленной кухне, куда она часто забредала почитать или просто помечтать. В проёме этого окна висели душистые травы, которые использовались как специи, и этот дурманный, составленный из десятка составляющих аромат, кажется, был лучшим, что она когда-либо ощущала в своей жизни.
Был ещё огромный дуб — на одном из его гигантских корней она любила сидеть — и озеро, в котором она купалась летом, и ползучие розы на её балконе, и…
Она сама не заметила, что плачет. Она глубоко, искренне и всем сердцем любила свою жизнь — такой, какой она была всегда, — и ей не верилось, что там, в Ниии, будет хотя бы вполовину так же хорошо.
«Мне придётся всю жизнь говорить на ниийском языке?» — подумала она по-райански и содрогнулась.
Говорить по-ниийски, одеваться по-ниийски, жить по-ниийски…
Вдруг ей пришло в голову новое страшное осознание: она вышла замуж не просто за ниийца, а за посла. Его — а вслед за ним и её — могут отправить в какую-нибудь совершенно ужасную страну, в Ньон или в Джотанду, и ей придётся изучать местный язык и местные обычаи, и привыкать к ним…
Это осознание, кажется, чуть не лишило её мужества.
«Зато живая!..» — стиснув зубы, напомнила она самой себе, вцепившись в фальшборт так, что ногти завязли во влажной податливой древесине.
«Ещё вчера даже на монастырь была согласна!.. — с насмешливой язвительностью напомнила она себе, стирая с щёк слёзы резким движением и морщась на запах забившейся под ногти древесины. — А теперь плачешься, что не знаешь, в какой стране будешь жить?»
По крайней мере, какой бы эта страна ни оказалась, — она будет жить при ниийском посольстве, а это гарантирует ей и окружение привычной культурой, и достойный уровень жизни. Возможно, даже получше, чем был у неё раньше — где Торкийский замок на отшибе королевства, и где посольство в столице!
«Нет, мне всё-таки несказанно повезло, — завершила свои размышления принцесса выводом, — что ниийский посол как раз уезжал, что он оказался близок мне по статусу и холост, и что он согласился взять меня в жёны». Скажем, будь он уже женатым — может, и согласился бы помочь с побегом, но что дальше? Всю жизнь бегать, опасаясь поисков райанского короля? Жить приживалкой, из милости — принцесса совершенно не представляла себе, как она могла бы зарабатывать на жизнь, потому что, по её скромному мнению, она совершенно ничего не умела? Или, хуже того, стать чей-то не слишком тайной любовницей?
Конечно, ещё несколько дней назад она была согласна и на любовницу, и на приживалку, лишь бы сбежать и выжить. Но теперь, когда всё сложилось, как сложилось, мысль о такой незавидной участи вызывала в ней отвращение, страх и стыд — особенно мучительный стыд от того, что она действительно была готова и на это.
«Нет, я всё-таки счастливица, — отбросила все свои дурацкие сомнения Лоя. — Да и человек, кажется, хороший…»
Она невольно оглянулась в поисках этого хорошего человека — и со смущением осознала, что он стоит неподалёку и весьма пристально и демонстративно разглядывает берег.