Савва Сторожевский

В XX столетии споры продолжились. Когда возникли разногласия по поводу благословения, данного преподобным Сергием Радонежским Дмитрию Донскому (которое могло быть в 1378 году — перед битвой на реке Воже, но не перед Куликовской), то опять появились сомнения — не есть ли поздняя идея о втором монастыре лишь желание выдать желаемое за действительное. Ведь именно после этого благословения (до 1380 года) и был заложен Дубенский Стромынский монастырь.

Кстати, интересный факт. У Симонова монастыря (которым руководил, как известно, племянник Сергия Радонежского — Федор Радонежский) были свои земельные владения на реке Дубенке, именно до 1380 года! Вот почему тут, на Стромыни мог появиться монастырь, благословленный Сергием. А вот после 1380 года владения эти перешли к другим хозяевам. Это может также подтвердить то, что уже основанный монастырь — еще оставался, а вот открыть новый на данных землях тогда не представлялось возможным.

Легендарный «второй» Дубенский монастырь в XVIII веке называли так: «Успения Пресвятыя Богородицы Шавыкина пустынь». Но почему-то не употребляли эпитета «Дубенский». Конечно, такая пустынь была, но никакого отношения к основанному Сергием Радонежским Дубенскому монастырю она не имела. Тем более что ни в одной из первых летописей или житий, где упоминается вся эта история, названия «Шавыкино» в отношении Дубенского монастыря не возникает. Скорее всего, эта пустынь появилась позднее, в XV столетии, а затем, в силу ее расположения на острове, вокруг которого сходятся несколько рек, включая Дубенку, ее каким-то образом «смешали» по близкому названию с монастырем Стромынским. И это позволило уже не только Никоновской летописи (XVI век), но даже и автору первого Жития Саввы Сторожевского — Маркеллу Хутынскому — в XV веке предположить, что история может иметь какое-то отношение к другому монастырю (хотя названия «Шавыкино» Маркелл даже и не упоминает). А раз было два монастыря, так, по мнению автора, наверное, могло быть и два Саввы. Почему бы и нет?

Считается, что Дубенская Стромынская обитель была упразднена в 1764 году. На ее месте к XIX веку остались только часовенка и погост. Есть сведения, что и другая — Шавыкинская пустынь — была закрыта в тот же год. От нее почти ничего не осталось. Археологи в наше время пытались найти что-нибудь на этом острове, дабы доказать наличие серьезной обители. Работы велись в 1989 году. Но результаты не дали ничего. Да, какое-то поселение XV–XVII веков здесь находилось, найдены редкие осколки посуды. Но к XIV веку, когда бы тут мог появиться монастырь, ничего существенного отнести нельзя, кроме нескольких осколков той же керамики. А разве мог бы важнейший «обетный» монастырь, основанный самим Сергием Радонежским, возглавляемый таким подвижником, как Савва Сторожевский, не оставить после себя ничего?! Это и есть еще одно подтверждение в защиту наших доводов.

Мог ли Савва совмещать игуменство в Дубенской обители с духовничеством в Троицком монастыре? Ответ напрашивается сам собой. Это невозможно практически: расстояние (около 30 верст, почти 35 километров) не позволяет, да и уровень ответственности у духовника (одной обители) и игумена (другой) — разный. Вот почему позднее, когда Никон Радонежский откажется от игуменства в Троицком монастыре, покажет этим поступком, что затворничество, духовный подвиг с руководством монастырем совмещать не так-то просто. И это на территории одного монастыря! А если добавить «раздвоение» между двумя обителями, да еще и дорогу между Дубенским и Троицей длинною в целый день пути (если на подводе) или два дня (пешим ходом), будет понятно — как было всё на самом деле.

Кстати, если принять версию, что Савва — будущий Сторожевский — все же был игуменом Дубенского монастыря, то он будет выглядеть в этом случае, как неуживчивый в монастырской среде человек, словно он никак не мог прижиться на одном месте, все время менял место обитания. Иногда такие перемены могут быть похожи на некий «карьерный рост», о котором в отношении данного человека даже и говорить не имеет смысла. В самом деле, получается так: то он жил в Троице, то уходил в игумены Дубенского, затем возвращался обратно, через некоторое время уже игуменствовал опять в той же Троице, после этого взял да и ушел в Звенигород, наконец, основал свой монастырь, откуда ушел в скит, где и скончался.

Не слишком ли «замысловат» путь для духовного подвижника? Он в данном виде не очень соответствует образу молчальника-исихаста того времени, который довольствовался тем, что у него есть, и никогда не стал бы «бегать» из монастыря в монастырь, тем более обладая высоким авторитетом у Троицкой братии, избравшей его своим духовником. Духовник от своей паствы, от своих детей духовных — далеко не уходит. Они нуждаются в нем ежедневно, а иногда и ежечасно, тем более — в средоточии всех самых трудных внутренних человеческих проблем и борений, коим является монастырь.