Савва Морозов

Иными словами, последние месяцы пребывания Саввы Тимофеевича в университете совпали с периодом его погружения в предпринимательскую жизнь. Ему пришлось управляться одновременно с двумя делами, одно из которых, а именно управление фабричными делами, было ему не очень-то по душе. Тем не менее он еще не оставлял надежд состояться в качестве ученого. Этим и объясняется тот факт, что он подал прошение о написание кандидатского рассуждения. Однако… его ученой карьере помешали состояться непосредственные последствия Морозовской стачки.

Последствия Морозовской стачки оказались неожиданно сильны. И дело не в том, что Никольская мануфактура понесла колоссальные убытки. По свидетельству жандармского полковника Н. И. Воронова, за 11 дней стачки «одних стекол выбитых в разных зданиях фабрики насчитывалось от 10 до 11-ти тысяч. За вставку стекол уплачено было до 3-х тысяч руб[лей]… Испорчены машины и станки, порваны ремни-проводники, даже порезаны».[134] Один только ущерб, причиненный погромом харчевой лавки и хлебопекарни, составил более шести тысяч рублей — весьма существенная по тем временам сумма! Ее величину можно понять, если провести небольшую аналогию. Так, художник М. В. Нестеров, получивший в 1889 году за свою картину «Пустынник» 500 рублей, отправился на эти деньги в трехмесячное путешествие по Европе; он подробно осмотрел города Италии с их всемирно известными соборами и картинными галереями, побывал в Австрии, Франции и Германии. В целом урон, нанесенный забастовщиками, был оценен в 11 900 рублей. Прямой же убыток от того, что в течение одиннадцати дней не велись работы на мануфактуре, достиг и вовсе гигантской суммы — 35 тысяч рублей. После окончания забастовки работы на Никольской мануфактуре возобновились. Если 7 января 1885 года на фабрике работало 6299 человек, то уже в марте число рабочих увеличилось до 6930[135] — притом что расценки остались прежними. Работа предприятия стала входить в привычное русло.

Дело даже не в том, что по репутации предприятия был нанесен серьезный удар. Доброе имя фирмы еще можно было восстановить.

Наиболее тяжелым последствием Морозовской стачки для Тимофея Саввича, а равно и для его сына, стал моральный ущерб. Вся его тяжесть обрушилась на плечи коммерсанта через год с небольшим после январских событий 1885-го и стала для него неприятной неожиданностью.

Над активными участниками Морозовской стачки во Владимирском окружном суде состоялось два судебных процесса. Один из них прошел в феврале, другой — в мае 1886 года. Большую роль в деле сыграл суд присяжных, введенный в результате Судебной реформы 1863–1864 годов. Дело в том, что февральский процесс 1886 года, вынесший обвинительный приговор нескольким наиболее активным участникам стачки, проходил без участия присяжных. Владимирский окружной прокурор, следивший за строгим соблюдением законодательства, заявил протест. Второй процесс над рабочими уже проходил в присутствии присяжных заседателей. Он продолжался с 23 по 27 мая 1886 года и, в отличие от первого, получил широкую огласку. Во многом — благодаря тому, что дело обернулось не в пользу Тимофея Саввича.

Суду присяжных были переданы «рабочие в числе 33-х человек, содержавшихся под стражею, и 72 человек, находящихся на свободе, под надзором полиции». В их число входили зачинщики стачки — П. А. Моисеенко и В. С. Волков. Все они были привлечены «по обвинению в подстрекательстве к буйству толпы, в нападении на военный караул и в погроме фабрики Тимофея Морозова». Рабочих защищали крупнейший судебный оратор того времени, «московский златоуст» Ф. Н. Плевако, а также его ученик, адвокат Н. П. Шубинский. Плевако славился не только склонностью к виртуозной импровизации, но и своей необъективностью: вместо строгой апелляции к фактам он нередко играл на чувствах присяжных. Так, уже позже, участвуя в процессах о фабричных беспорядках, адвокат старался вызвать у присяжных сострадание к несчастным рабочим, «…обессиленным физическим трудом, с обмершими от бездействия духовными силами, в противоположность нам, баловням судьбы, воспитываемым с пеленок в понятии добра и в полном достатке». Дело о Морозовской стачке не стало исключением в карьере адвоката. Его горячие речи в защиту рабочих возымели свое действие.